Кэтрин Данн - Любовь гика

Цыпа вздохнул и прошептал:

– Она спит.

Он шагнул к двери, увлекая меня за собой, открыл ее и вошел в пропахшую антисептиками темноту. Включился свет, и впервые за все эти годы, что докторша была с нами, я увидела, как ее фургон выглядит изнутри. Белый и голый. Ни единой подушки на металлических скамьях. Большая хромированная раковина. Металлический стол у стены. Белые дверцы шкафов блестят в резком белом свете.

Цыпа передвигался уверенно. Он бывал здесь не раз. Спальня располагалась в торце фургона за белыми раздвижными дверями. Двери открылись сами по себе еще прежде, чем мы приблизились.

– Все нормально, – произнес Цыпа. – Скажи им, чтобы несли носилки.

Когда я вернулась, Цыпа стоял в изголовье кровати и гладил докторшу по коротко постриженным, тусклым волосам мышиного цвета. Я подошла ближе. Без своего белого облачения и блестящих очков доктор Филлис казалась мягкой и беззащитной. Глубокие морщины вокруг тонких губ придавали ее лицу выражение вечного недовольства. Нос картошкой, кожа грубая, неухоженная.

– Неудивительно, что она носит маску, – прошептала я.

Цыпа положил ладонь ей на щеку. Только теперь я заметила, что его кисти на худеньких детских руках становятся по-взрослому крупными и костлявыми. Он провел пальцем по губам докторши.

– Она всю жизнь страдала запорами, – сказал он.

Охранники положили носилки на пол, я отступила в сторону, чтобы не мешать им. Койка была совсем узкой, вместо матраса – тонкая подстилка. Когда докторшу вынесли, я заглянула в большой белый шкаф. Он был набит книгами. Каждая книга – в прозрачной пластиковой обложке. Я расправила пальцами пластик на одном корешке, чтобы прочитать название. Что-то по хирургии. Я рассмотрела еще несколько книжек. Сплошные справочники по хирургии. Цыпа взглянул на меня:

– По этим книгам она учила меня. И училась сама. А журналы лежат в шкафах в большой комнате.

Пока охранники перекладывали докторшу на операционный стол, Цыпа показал мне, как правильно мыть руки.

– Тебя что, тошнит? – спросил он, пристально глядя на меня.

Меня поразили его глаза. Холодные и утешающие, как дедушкина урна. Я кивнула, глупо хихикнув. Цыпа скривил губы в сдержанном раздражении.

– Господи… Арти отправил тебя со мной, чтобы убедиться, что я все сделаю. Помощи от тебя никакой. Иди сюда.

Он затащил меня в туалетную кабинку, но не за руку, а силой мысли. Я упала на колени перед унитазом, и меня вывернуло наизнанку. Желудок подкатил к горлу, изверг все содержимое и тут же вернулся на место, как лягушачий язык. Потом я стояла у раковины с руками в мыльной пене по локти, белая медицинская маска сама завязалась у меня на затылке, а на голову натянулась накрахмаленная шапочка, щекотавшая лоб. Я снова хихикнула, наблюдая за тем, как Цыпа моет руки.

– Вот почему у тебя никогда не бывает грязных локтей.

Его глаза улыбались над белой маской, но он ничего не сказал.

– Мама всегда удивляется, что у тебя чистые ногти и уши.

Цыпа уже натягивал хирургические перчатки.

– Там есть стул со спинкой, на него и садись. Ты ничего не почувствуешь.

Но мне было страшно. Я боялась, что докторша очнется. Проснется, вскочит со стола, схватит нас с Цыпой своими ручищами и разорвет на куски. И Арти, сидящий в смотровой комнате наверху, будет смотреть, как она нас пожирает – смотреть и хихикать, а потом спустится вниз и продолжит сотрудничать с доктором Филлис, потому что все прошло именно так, как он задумал с самого начала. Я сидела на стуле, вцепившись в сиденье двумя руками, затянутыми в хирургические перчатки, и обмирала от страха. Сначала от мысли, что она очнется, а потом – что не очнется и все это происходит на самом деле. Я открыла рот и хрипло выдавила:

– Арр…

Мой младший брат Цыпа взглянул на меня, нахмурился, и я заснула.

– И зачем я там сидела? Я только мешала, меня пришлось усыпить, и потом я еще грохнулась на пол со стула. Я ничем ему не помогала.

– Нет, Оли, ты помогала. Ты отвлекала Цыпу, чтобы он меньше думал.

– Ну, так зажали бы ему нос прищепкой, и всего делов.

– Поверь мне, Оли. Ты хорошо помогла.

Из дневника Норвала Сандерсона:

«Ночью, пока они спали, он прошел среди них, и собрал их мечи и щиты, и свалил их в придорожной канаве. Он связал их по рукам и ногам, пока они спали и видели сны. Они пробудились, уложенные рядами на телеге мертвецов, и первое, что открылось их взорам, – их вождь, распятый на колесе, из многих ран его кровь проливалась на землю…»