Кэтрин Данн - Любовь гика

– Вон та, в розовом топике, – говорил он. Или: – Сплошные коровы, без слез не взглянешь. Напомни, что это за город?

– Грейт-Фолс, – отвечала я.

– Ладно, давай мне вон ту бегемотиху в джемпере с блестками и ту страусиху в красной юбке.

После чего Арти ехал к себе, а я ковыляла к сетчатому ограждению.

– Я?! – повизгивали они, когда я махала рукой, подзывая их ближе.

– Я?!

Я оставляла их либо в «гримерной», как Арти называл микроавтобус Макгарка, либо на баке с пропаном под окном Арти. Я всегда с радостью помогала брату, но именно эту обязанность я лучше бы перепоручила кому-то другому.

По моим скромным подсчетам, эта конкретная Лулу просидела под холодным январским дождем часа три. Арти был занят. Он беседовал с доктором Филлис.

– Мне хотелось узнать…

Арти – из всей одежды на нем были только простые хлопковые трусы – развалился на атласном покрывале. Он провел ластами по гладкой ткани. Потерся об нее затылком и выгнул спину, вонзившись лопатками в мягкий атлас.

– Что именно? – Доктор Филлис сидела в кресле, небрежно перекинув через подлокотник одну ногу в белом чулке и резиновой тапочке. Ее очки с толстыми стеклами хищно поблескивали между хирургической маской и белой шапочкой. Она смотрела на Арти в упор и, вероятно, мысленно расчленяла его плечевые и тазобедренные суставы.

– Мне любопытно, можно ли разделить близнецов, – произнес Арти.

– Нельзя, – отозвалась доктор Филлис. – Я вам уже говорила много раз.

Арти зевнул и заерзал на покрывале:

– Я думал, вы следите за новыми технологиями и методиками в хирургии.

Она не поддалась на провокацию:

– Дело не в технологиях и методиках, а в их собственной физиологии.

Он перевернулся на живот и посмотрел прямо на докторшу:

– А если бы я согласился пожертвовать одной из близняшек, чтобы сохранить другую?

– Которую? – осведомилась ДФ сладким голосом.

Арти улыбнулся:

– Без разницы.

Миновало несколько дней. Я пришла к Арти. Столкнулась в дверях с мисс Зегг. Вместо приветствия она махнула мне папкой, которую держала в руках, и я успела рассмотреть слова «Дайм-Бокс» на обложке. Арти пребывал в приподнятом настроении, и я спросила у него про Дайм-Бокс.

– Помнишь Роксану? Мотомеханика из Дайм-Бокса?

– Девушку Хорста с сиськами в коже и громким смехом?

– Она управляет пансионатом П. У. Ч. в Техасе. Территория в девять акров в пригороде Дайм-Бокса. Они открылись три месяца назад, но уже пользуются большим спросом.

К Арти пришли доктор Филлис с Цыпой, а я отправилась на свой пост в помещении охраны. Взгромоздилась на стул у смотрового окошка и постаралась дышать через рот, чтобы не так сильно чувствовать запах лекарств.

ДФ сидела так прямо, что ее белая спина не касалась спинки гостевого кресла. Цыпа устроился на полу. Я обратила внимание, что у него развязались шнурки на одной кроссовке. Оба носка съехали вниз, сморщившись в гармошку. На его согнутом, поднятом кверху колене стоял маленький карандашик, балансируя на заточенном кончике. Карандашик раскачивался, как маятник метронома, то в энергичном рваном ритме джиги, то в размеренном четырехтактном вальсе.

Арти сидел, наклонившись вперед через стол, и задумчиво разглядывал Цыпу. Арти в серой жилетке, Арти в белой рубашке с черным шелковым галстуком. Арти с изящными, тонкими ластами, опиравшимися о блестящую полированную столешницу. Арти с идеально круглой головой, с гладкой, без единого волоска кожей и синей жилкой, бьющейся над ухом. Арти ласково заговорил с Цыпой:

– Доктор Филлис сказала, что тебе не по нраву мой план относительно близнецов.

Цыпа быстро взглянул на Арти и снова уставился на карандаш у себя на колене. Арти опустил голову.

– Расскажи мне об этом, Цыпа.

Доктор Филлис сидела все так же прямо, безмятежно глядя на стену за спиной Арти. Карандаш упал на ковер. Цыпа подтянул колени к груди и обнял их руками.

– Это нехорошо. Очень нехорошо, Арти. Ты сам понимаешь.

Лицо Арти застыло, щеки горели румянцем.

– Если ты это сделаешь, – Цыпа ошеломленно взглянул на него, словно ему вдруг открылась страшная правда, – я перестану тебя любить, Арти!

То, что так поразило Цыпу, не было неожиданностью для Арти. Он хорошо знал, что такое нелюбовь, и знал, как с этим бороться. Оказавшись в знакомой стихии, Арти опять стал собой. Он сморщил лоб, изображая сочувствие.

– Ничего, Цыпа, цыпленочек, так и должно быть. Ты у нас очень чувствительный, и твои чувства, конечно, задеты. Ты же не виноват, что родился почти нормальным, и я искренне тебе сочувствую. Но это не важно. Не важно, любишь ты меня или нет, мой цыпленок. Потому что я люблю тебя!