Кэтрин Данн - Любовь гика

Мнения об Арти разнятся. Кто-то считает его великим гуманистом, кто-то – безжалостным пресмыкающимся. В свое время я сам прошел через весь спектр мнений от одного полюса до другого. Но теперь, наблюдая за тем, как Арти сохнет по Ифи, я прихожу к выводу, что это самый обычный парень – уязвленный, ревнивый собственник, склонный к соперничеству, агрессивный, готовый на все, лишь бы скрыть свою низкую самооценку, погрязший в беспощадной любви и категорически неспособный воспрепятствовать собственному разрушительному устремлению сгорать в адском пламени, ища отмщения.

Почтенный Зефир Макгарк рассказал мне за партией в шашки (основательная техническая подготовка и усидчивость старика ставят непреодолимый барьер любым попыткам побить его в этой игре), что Арти поручил ему установить микрофоны в фургоне близняшек, дабы записывать звук и выводить его прямо в динамики интеркома в комнате Арти. Он слышит каждое слово, каждый шорох.

Мне стало грустно от мысли об Арти, который часами сидит и слушает звуки шагов, шелест переворачиваемых страниц. Слушает, как спускают воду в туалете, как гребешок скользит по волосам. Элли теперь только мычала, а Ифи была не в настроении петь. Пианино пылилось без дела, по словам Макгарка, и Арти слушал, как Ифи водит пилочкой по ногтям.

Доктор Филлис разочарована неэффективностью методов Арти. Я упомянул в разговоре, что Арти придерживается теории постепенного продвижения и непрестанного подтверждения серьезности намерений. «Следует уважать мнение Арти, – сказал я. – Он считает, что Допущение – шаг осмысленный, и человек должен полностью отдавать себе отчет в том, на что он идет. Каждый этап продвижения совершается по доброй воле, и если кто-то сомневается, у него есть возможность в любой момент выйти из игры».

Но она принялась сокрушаться, что и так уже потратила много часов на ампутацию всего четырех пальцев у меня на ногах и что на оставшиеся шесть пальцев уйдет еще больше времени, и при этом я выберусь всего лишь на первый уровень продвижения, а если бы ей позволили применить эффективные методы, она привела бы меня к полному и окончательному очищению «всего за час на операционном столе».

Доктор Филлис так распалилась, что ее лицо под медицинской маской покрылось испариной, очки запотели. «Теперь он хочет добавить в конце лоботомию! Он намерен собрать всех завершенных – чтобы их привозили из пансионата по несколько человек за раз, а я их оперировала. Как будто мне нечем заняться! Я и так провожу в операционной по восемь-десять часов каждый день. У меня уже аллергия на хирургические перчатки… хотя, может быть, и на мыло. На руки страшно смотреть. Кожа шелушится, все суставы на пальцах распухли».

Мне хватило ума не предлагать взять второго хирурга ей в помощь.

Она говорит, что беременность Ифи протекает нормально, но, возможно, она носит близнецов. Я спросил о Цыпе, который в последнее время выглядит просто кошмарно. Доктор Филлис заявила, что он подавлен, и она прописала ему антистрессовые витамины, цинк и физические упражнения. «Физкультура – безусловная панацея… Оксидация шлаков и все такое», – говорит доктор Филлис.

Сегодня утром я разговаривал с Цыпой. Встретил его за фургоном с кошками. Заложив руки за голову, он прыгал на старой автомобильной покрышке, лежавшей на земле. Его джинсовый комбинезон висел мешком на худеньком тельце. Лямки комбинезона на голых плечах подчеркивали худобу его шеи не толще моего запястья. Как всегда, он был вежлив, но думал о чем-то своем. Когда Цыпа обернулся ко мне, меня поразило его лицо – древнее, оголодавшее. Он сказал, что ждет Ифи. Нет, сегодня ему не надо работать, потому что у доктора Филлис другие дела. Она проводит собрания и толкает речи. (Так я впервые услышал о хирургической стачке, которую готовила доктор Ф.)

Я хотел расспросить его о странных слухах, которые ходят о нем по всему цирку, но тут на дорожке показалась Ифи, волочившая на себе пускавшую слюни Элли. Цыпа спрыгнул с покрышки, сказал мне: «Пока», – и побежал к ней. Он обнял ее и подставил плечо под мышку Элли, помогая удерживать ее мертвый вес. Они пошли прочь, все трое. Двое? Или даже четверо, если считать раздувшийся живот?

Я увидел команду Арти, вошедшую в лагерь артурианцев, и побежал их догонять. Коляска Арти подпрыгивала на сухих колеях и пучках жухлой травы. Он сидел, наклонившись вперед, что создавало иллюзию скорости. Сопровождавшие его новообращенные с торжественным видом шествовали за коляской и не смели прикасаться к ней, если он их о том не просил.