Нада Габорович - Голосую за любовь

Он все еще не видел, что именно я держу в руках, и великодушно решил взглянуть на то, о чем мы говорили, хотя, конечно, он, мол, сомневается, что мы сможем ему показать что-либо интересное.

— А вот и покажем! — сказал я и, наугад вытащив его первое попавшееся школьное свидетельство, начал читать вслух: — Сербский — три, математика — единица, латинский — три, физика — единица, естествознание — единица, поведение — неудовлетворительно! Ты сам просил тебе это показать, так что извини, пожалуйста! — сказал я, складывая табель. — Хочешь, могу продолжить? — Я посмотрел отцу в глаза, но он, деланно улыбнувшись, только отмахнулся.

— Незачем, Слободан! — И улыбка скользнула только по губам. — У юноши в этом возрасте отметки вовсе ни о чем не свидетельствуют. Теперь я понял — тут все дело в железах и гормонах… — (И эти две клушки все так же одобрительно закивали головами.) — А вам обоим, — сказал отец, — самое время взяться за уроки на завтра. — Он разрешил нам уйти жестом свергнутого короля, милостиво и в то же время высокомерно, и потом мы, сидя в моей каморке, еще целый час слышали, как он распространяется о гормонах и железах. Удивительней всего было то, что ни ему, ни этим двум пифиям даже в голову не пришло, что учебный год кончился и уроков на дом уже не задают.

— Как думаешь, что будет, когда эти две уберутся? — шепнула Весна, прижав к губам палец.

— Предполагаю, что ордена мы не получим! — ответил я тоже шепотом, стараясь краем уха все-таки следить за тем, о чем говорили внизу. Наконец мне это надоело, и я стал приводить в порядок свою коллекцию насекомых.

Коллекция была очень старая, и у жучков, ссохшихся и легких, стоило их задеть, отрывались ножки. Но редких экземпляров в ней было немало. Жук-рогач, которого я привез с Тары, был, конечно, самый красивый со своими десятисантиметровыми рогами и зазубренными челюстями. Мне захотелось показать его Рашиде.

— Как думаешь, что она сейчас делает, Весна? — спросил я. Она ответила, что, вероятнее всего, Рашида сейчас моет ребятишек и укладывает их спать.

С Весной мы друг друга отлично понимали: никогда не надо было ей объяснять, о чем или о ком ты говоришь. Она сразу все схватывала и отвечала прямо и по существу.

— А может, ей всыпали как следует! — Она тряхнула головой и улыбнулась, как улыбаются, разговаривая с ребенком. Ох уж эта Весна!

— Как — всыпали? — Я оторвался от своих жучков и посмотрел на нее, а со стен на нас обоих, запечатленная в самых разнообразных позах, смотрела Мэрилин Монро. Весна только ответила, что мне незачем строить из себя дурака.

— Ты прекрасно знаешь, как могут всыпать за то, что вы сделали с этими письмами и с Меланией!

И тут начался какой-то дикий звон. Я и сегодня не могу понять, созывали это на молитву, на чьи-то похороны или еще на что. Скажу только, что колокола дубасили так, словно их за веревки раскачивал сам дьявол, а потом, когда они уже умолкли, внутри у меня продолжало гудеть, и я точно знал, что должно произойти что-то страшное. Каким-то идиотским чутьем я всегда предчувствую то, что должно случиться или уже где-то происходит. Меня вдруг ударит, будто электричеством, что ли, а потом я узнаю, что действительно что-то случилось. Сейчас я старался не придавать этому значения, просто не думать, потому что, если человек о чем-то не думает, этого вроде бы для него и не существует. Но для меня тем не менее это существовало. И я не мог не думать.

— Как ты считаешь, Весна, отец Рашиды уже все знает? — спросил я, и она снова тряхнула головой и сказала, что я идиот. В такой дыре, как наше Караново, новости распространяются быстрее, чем пожар. Брат Рашиды, естественно, не затыкал ушей, и я могу быть спокоен: о нас с Рашидой даже воробьи уже чирикают на переезде. Болтая ногами, Весна приделывала своим идиотским зайцам отпавшие уши и хвосты.

— Как думаешь, может, выкрасить зайца в красный цвет? — спросила она, и я рявкнул, чтобы она заткнулась и оставила меня в покое, что мне наплевать — пусть красит хоть в зеленый. Мир от этого не перевернется.

— Ты думаешь? — шепнула она и повисла у меня на шее, твердя, что я просто гений. Зеленые зайцы! Если бы такое устроила природа, никто не смог бы изловить ни одного. Весна уже видела перед собой леса и поля, населенные зелеными зайцами, и улыбалась так, как улыбается во сне ребенок — и тогда лицо его похоже на распускающуюся розу.

— Их бы все равно всех переловили! — сказал я. Она, вытаращив глаза, схватила меня за плечи и не опускала рук, пока я объяснял ей, что, защищенные зеленым мехом, зайцы бы разленились и утратили способность быстрого передвижения. — Люди хватали бы их, как ловят спящих ягнят, и вскоре не осталось бы ни одного зайца, Весна!