Владимир Козлов: Родиться Царём

Гости находились в горнице. В чёрном демисезонном пальто седовласом мужчине лет шестидесяти, он без труда признал нотариуса. Тот сидел за столом с открытым кейсом, где у него лежали бумаги и печати. Два других гостя подходили по описанию именно на тех, про которых рассказывал Мартын: Им было лет по двадцать пять, тридцать. Оба шикарно одетые в норковых шапках и комиссарских куртках из кожи. Гости сидели на диване и чувствовали себя как дома. Они курили дорогие сигареты, и пепел скидывали на палас. Толстый, — так про себя окрестил его Олег Таксу, — одну руку держал в кармане, будто там он сжимал оружие. Хорь же был похожий на Утконоса, так — как его нос лопаткой, был сильно вытянут вперёд. Он, положив нога на ногу, искусно крутил в пальцах зажигалку.

Олег, стоя в дверном проёме горницы, напряг свои красные от слёз глаза выше голов гостей, промолвил:

— Здравья всем!

На приветствие ему ответил только нотариус и Мартын.

Олег снял с головы свой пирожок и, сбросив тапочки у порога горницы, неуверенно встал перед иконой, стоявшей на комоде, и три раза перекрестился перед ней, не забыв отвесить поклоны.

— Лампадку бы надобно Мартын зажечь, — праздники великие наступают, чай не язычник ты, коль богородицу имеешь? Ой, негоже сосед, совсем негоже, — подошёл он вплотную к гостям и, надев очки, стал их разглядывать.

Гости с отвращением смотрели на старомодного небритого мужика, от которого веяло колхозной фермой и чесноком. Он дышал на них так чувствительно, что они с брезгливостью начали воротить свои уголовные рожи. Его присутствие им было неприятно. К тому же он мог спутать им все карты.

Мартын терпеливо сдерживал смех. Но, чувствуя, что может засмеяться, стал пить заранее приготовленный лимонный сок:

— Всё сосед, — глухим голосом, словно из могилы протянул Мартын. — Не к чему мне зажигать лампадку, — сейчас подпишу бумаги и дом не мой. Генка паршивец проиграл в тюрьме и машину и крышу. Поедем с дочкой в деревню жить к старикам.

Олег снял очки и, положив их на стол возле дипломата нотариуса, ловко вырвал у Утконоса сигарету и бросил её в стакан с лимонным соком:

— Так, так, так! — рассеянно посмотрел он в сторону друга.

— Мартын, я хоть в пепельницу попал? — притворился он слеповатым.

— В неё хрустальную, — подтвердил Мартын.

Олег достал щепотку табака из кармана втянул её ноздрёй и громко чихнул несколько раз.

— Вы что богородицу нехристи не уважаете? — обратился он к гостям. — Разве можно в присутствии боженьки дурман беса пускать. Ей миррой и елеем нужно дышать! Настрадалась барышня от вашей вони. Вон из дома на улицу курить, — повысил он голос.

Гости сидели вальяжно на диване, но, увидев перед собой богомольного старика, чуточку смутились, но быстро взяли себя в руки. Первым рот открыл Толстый, у которого ещё дымилась сигарета:

— Дед ты вообще-то здесь, что делаешь? Вали отсюда на свою хату. Не видишь, тут важные документы стряпают?

Олег подошёл к толстяку и, потянувшись своей рукой к его сигарете, специально промахнулся, чуть не ухватив того за ухо.

Толстяк встал с дивана, и грозно посмотрел на Олега, но тут сразу вмешался Мартын:

— Не обижайте его, это наш староста и мой сосед. Одинокий он и немного блаженный. Церковь на ремонте, вот он и ходит ко мне молиться сюда по нескольку раз в день. Уважает он эту икону! День не посмотрит, больной ходит. У него зрение плоховатое, так — что вы адекватно его поведение не воспринимайте.

Нотариус в это время заполнял бланки, и что творится в комнате, его не интересовало.

— Да видим, что он не того, — повертел у виска пальцем Утконос, — пускай молится на здоровье ещё пять минут, а потом, чтобы вы оба очистили дом.

— Так, так, так! — протёр глаза Олег и подошёл опять к иконе и, вынув из кармана носовой платок, стал протирать её.

Темперные краски бросили золотой блик на гостей.

— Знаете вы лихоимцы, что перед вами один из шедевров знаменитого богомаза Рублёва?

Гости посмотрели друг на друга, их лица моментально загорелись алчностью. Нотариус же прекратил писать, и всё внимание обратил на старика и икону.

— Знаете ли вы что это уникальное творение, занесено в каталог России и имеет свой личный регистрационный номер? — продолжал шокировать гостей Олег. — А известно ли вам милостивые господа, что эта богородица бесценна? Роттердам предлагал за неё семизначную цифру, а Ватикан обещал Мартына при жизни причислить к лику святых, если тот отдаст её в дар папе Римскому. А это, пожалуй, подороже семизначной цифры будет. Кумекать надо господа! — сделал он вверх винтообразный жест рукой, показав кусок ваты из разорванного рукава телогрейки.