Ян Костргун - Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

Мишо еще раз погладил рукой и глазами книги, вздохнул и похлопал в заключение Пекара по плечу:

— Монголия — страна будущего, поверь мне! Потрясно.

Это значило, что Пекар может идти, хотя он как раз собирался обогатить энциклопедические знания Мишо сведением, что во вселенной не существует времени. Наверное, Мишо со вниманием выслушал бы эту мысль.

Вот так Мишо и лишился важного научного открытия, так же как Пекар не дождался кофейку, ибо это гибель для сердца.

Пекар вышел и отправился шататься по коридорам, опьяненный, как велосипедист, победивший на велогонках. Он с трудом попал в патерностер, из которого на каждом этаже раздавались его стоны:

— Пошел в нору, пошел в Монголию… Пошел в нору… Пошел в нору…

На первом этаже он даже не успел выпрыгнуть, но, к его большому удивлению, кабина в подвале не перевернулась, а честно вынесла его обратно на свет божий. Швейцар полушутя погрозил ему пальцем.

По правде говоря, подумал он наконец на свежем воздухе, ты дурак. Даже какая-нибудь Алжбета Батори [94] Алжбета Батори — главная героиня книги словацкого писателя Йозефа Нижнянского «Чахтицкая кровавая госпожа». и та знала лучше, чем ты, что деньгами человеку в искусстве не пробиться.

Сегодня как-то мало кантат, раньше их, сдается, сочиняли больше. Не то музыканты стали ленивей, не то у них другие заботы, только факт остается фактом, мы уже давненько не слыхали — и ты, любезный читатель, разумеется, тоже — хорошенькой хвалебной оды в честь третьей платформы Главного вокзала, хотя всем очевидно, что она чертовски этого заслуживает.

Но пока оркестранты настраивают свои скрипки, мы, с вашего разрешения, воспоем третью платформу, своим, быть может, и неумелым, но отнюдь не фальшивым голосом.

Третья платформа — пуп земли, оазис, стабильность. Платформа, на которой можно даже плакать, хотя, конечно, лучше этого не делать. Когда в «Файке», «Корсо», «У Грязного» и даже «У коня» [95] Названия существующих и уже не существующих братиславских пивных. запирают двери, опрастывают полные пепельницы, ставят стулья вверх ногами на столы и отказываются начать еще одну бочку, город ложится спать. Не каждый мечтает о роскошных ночных ресторанах с шикарными танцовщицами, не у каждого ведь есть соответствующий пиджак и галстук, без которых туда его, в конце концов, и не впустят. Не говоря уж о полном кошельке. Вот тогда по городу начинают блуждать в одиночку и парами граждане с хозяйственными сумками в руках в тщетных поисках уголка с добродушным продавцом пива, который осуществил бы их страстные мечты о единственной, последней пол-литровой кружке. Как ручейки стекаются к реке, которая победно течет к вечному морю, так третья платформа Главного вокзала — прибежище для тех, у кого пересохло в горле. Третья платформа — добрая мать, которая не отвергнет незадачливых сыновей. Поздним вечером она приласкает обездоленных, и ранним утром жаждущие ночные птицы, которым предстоит домашний допрос, пользуются ее добротой. В очереди за пивом перед киоском встречаются старые знакомые, обмениваются мыслями и опытом. Потом на пустых бочках и брошенных багажных тележках устанавливается взаимопонимание. Друзья приветствуют друг друга, там и тут, как огонек, вспыхнет песенка, нет недостатка в шутках, сигарету тебе подарят, и спичка тоже найдется. Из толпы около киоска никто никуда не уезжает, никто не спешит. Такова третья платформа, дар жаждущему человечеству. Сколько мудрости скрывается в будничных, услышанных вполуха фразах!

— Думал, высохну, как та смоковница в Сахаре!

— Не лезь вперед, как лютеранин на небо!

— Я — Европа, кровоточащая всеми растравленными ранами…

Случайный посетитель поставил бумажный стакан с пивом на свободную багажную тележку. И не успел даже удивиться, как легко он лишился напитка, так как тележка ни с того ни с сего исчезла в глубинах вокзала вместе с грузовым лифтом. Знатоки сразу же наставили его народной мудростью:

— Держи стакан в кулаке, а то его отправят багажом в Филяково!

На свете нет более идеального места, чтобы переждать глухой промежуток между первым пеньем петуха и открытием заведений общепита!

Среди слегка обросших поклонников этой общественно полезной аномалии общепита мы встретим и нашего знакомца Юлиуса Гутфройда, дунайского волка. Он тоже не прочь принять участие в сем радостном пиршестве. Он уже отволок вниз по лестнице в подземелье матрац и сейчас возвращается со здоровенным фикусом, на одном из кожаных листьев которого наклеен ярлык камеры хранения.