Сергей Телевной - Я - не заморыш!

— Ты уроки сделал, мучитель? — спросила она сквозь слезы.

Я не хотел окончательно расстраивать мать и, конечно же, соврал:

— Да сделал, сделал. Нам мало задавали.

Мама вдруг тихо, глядя мимо листка с «Меню подростка», запела старо­модную, кажется, времен моего деда Кирилла песню:

Ты, река ли моя, чиста реченька,

Серебром ключевым ты питаешься.

От истоков струишься отеческих,

Меж камней-валунов извиваешься.

А у меня на уме почему-то закрутилась иная:

Девочки и мальчики, дуры и обманщики..

Дурацкая, но прикольная песенка мешала думать: что мне предпринять, как раздобыть этот паразитский сыр, мясо, рыбу? Может, и правда, поумнею после орехов и сыра, начну хорошо учиться? Тут я еще озадачился: а что сама мать есть в обед на работе? Чай, бутерброд с маргарином? Ну, у нее в отделе такие фифы сидят — все на понтах. Там с маргарином лучше и не показывай­ся — запрезирают.

Пока я думал про сыр-мыр, у мамы зазвонил телефон. Через приоткры­тую дверь из ее комнаты я слышал мамино:

— Какие орехи? Ты что, Галина! Неудобно. — Потом, спустя время: — Ну, пусть прибегает. Может, ее Кирилл встретит? Не надо? Ну, хорошо.

Я не понял, о чем речь, только догадался, что к нам кто-то прибежит. И мне не надо никого идти встречать. Ну, уже хорошо.

В нашу дверь постучались — звонок давно не работал. Это оказалась моя одноклассница Маришка — племянница всезнающей тети Гали.

— Вот орехи, против йододефицита, — с порога сообщила Маринка, зыр­кнула в мою сторону и убежала.

Я вскрыл гремучий пакет, и мне тут же захотелось избавиться от своего йододефицита, повысить интеллект и зарядить железом мою не очень железную волю.

Мама позвонила тете Гале, опять виновато извинялась и говорила «спа­сибо». Я в это время колол орехи при помощи двери — закладывал их между косяком и дверью — хрясть! Готово!

— Ты что ж творишь, бестолочь! — прикрикнула на меня мать. — Дверь и так расшаталась, а ты. Лучше б взял отвертку да подтянул петли.

— Мам, ну потом эти петли подтяну, — отмахнулся я.

Погрыз ядрышки, они мне показались горьковатыми. Мама тоже попро­бовала — орехи оказались старыми. Я съязвил:

— На тебе, боже, что мне негоже!

— Дареному коню в зубы не смотрят, — ответила мне в тон мама. — Надо свои иметь.

Она высыпала содержимое на газету. Там оказалось даже несколько про­клюнувшихся ростков.

— Наверное, где-то в сырости орехи держали, — разочарованно сказала мама. — А давай их посадим, Кир?

— Да поздно уже. Спать охота.

— Как возле телевизора тупо до полуночи сидеть, так спать неохота, — с укоризной сказала мать и сама начала отбирать орехи, которые, на ее взгляд, можно было посадить.

Я напрягся и психанул — фигней среди ночи занимается матушка.

— Мам, ну давай завтра, что ли?..

Мать не ответила. Мне с великой неохотой пришлось присоединиться к ее дурацкой затее. Я смотрел на мать — она казалась мне одержимой! Мы с ней в ночи под фонарем набрали песка в соседнем дворе. Насыпали в ящик из-под рассады, натыкали орехов туда, присыпали и поставили на подоконник.

— Представь, Кир, если все орехи взойдут, это будет целая роща! — И добавила торжественно: — Роща Кирилла!

Название мне понравилось Мы оба очень устали. Я рухнул на кровать и только успел представить эту рощу — на пустыре за нашим домом, сразу провалился в сон. А там, надо же, мы с Ленкой прохаживаемся. Ну, и Маринка тоже виднеется в конце аллеи — это же она принесла орехи. Фигня, конечно, мне представлялась, лирика какая-то кисельная. Я даже во сне это осознавал. И в том же сне я понимал: вот посадили мы с мамой орехи, почти до часу ночи не спали — значит, сила воли во мне укрепилась.

Хотя, конечно, она, сила воли, не шибко-то могла закалиться от одной посадки орехов. Потому я и хотел бегать на стадионе. Долго готовился и тут решил! И первой была злополучная пробежка с разгоном баранов. Ну, я рас­сказал об этом уже.

Физику прогулял — напоролся на Амбала: надо добыть сигареты

Короче, после пробежки и разгона баранов пришел я в школу. Конечно, опоздал, блин.

— Можно? — просунул голову в дверь.

— Этот в своем амплуа. — не оборачиваясь в мою сторону, сказала классная. Я просочился вдоль стены за свою парту. Естественно, моя парта — последняя.

Ленка проводила меня снисходительным взглядом и усмешкой. Или мне показалось? Ну, хорошо, хоть взглянула.

На перемене девчонки смеялись и ехидненько так смотрели в мою сторону.