Сергей Литвинов - Лавка забытых иллюзий [сборник]

В горы советская власть не дотягивалась. Мы шли две недели в блаженной тишине и в потрясающей красоте, не только не слыша, но и не видя уродливые человечьи порождения: блочные пятиэтажки, свинофермы, плакаты про коммунизм. Не забуду, как мы преодолели один из перевалов. Выползли, едва ли не на четвереньках, обливаясь потом. И, как награда, перед нами предстала впечатляющая панорама: величественные горы со снежными шапками, небо более концентрированного синего цвета, чем на равнине, и далеко в марево уходящая долина. И у наших ног — снежные языки.

Они тянутся вниз и заканчиваются небольшим озерцом, более нежного, голубого цвета, чем небо. А из озерца — как довершение картины, тихий финальный аккорд — осторожно пьют две косули. Почуяв нас, они встрепенулись, отбежали и очень скоро исчезли. А мы плюхнулись попами на снежные языки — это было особенно приятно в жаркий солнечный день — и покатились вниз, вздымая тучи морозной пыли.

Как и стройотряд, поход был особым миром, где не действовало большинство негласных советских законов. Типа: «ты — мне, я — тебе», «рука руку моет», «умри ты сегодня, а я завтра». В походах царило настоящее, а не декларированное равенство, и командовал не тот, кто пролез и выслужился, а тот — кто заслужил. У кого было больше знаний, умений и авторитета.

И еще в походе (как и в стройотряде) не нужны были деньги.

Последнее обстоятельство сыграло со мной злую шутку. За две недели в горах я отвык, что живу в обществе, хоть и социалистическом, да не коммунистическом, и деньги в стране еще имеют хождение. Мы все свои финансы перед походом сдали казначею, он оттуда дважды или трижды, когда мы оказывались в людных местах, пополнял припасы и платил за дорогу. И самый последний участок мы преодолевали в «левом» автобусе, который согласился доставить нас с озера Рица в Сочи. Я ехал и только головой вертел: боже, как много вокруг людей! Сколько машин! Какой нечистый воздух! Да как мы вообще можем жить здесь, на равнине?!

Наконец автобус сделал остановку на морском вокзале в Сочи. Основная часть группы собиралась пожить в палатках в кемпинге на море, я выходил и собирался прямиком отправиться в Новороссийск, к бабушке. И вот скрипнули, открываясь, двери. Наскоро я попрощался со спутниками — при всей походной радости и братстве я был счастлив наконец-то остаться один. Двери закрылись, автобус, пыхтя, отправился дальше — я помахал друзьям рукой и, только когда он скрылся из вида, понял, что все мои деньги остались у казначея, и у меня в запасе есть лишь три рубля одной бумажкой в кармане брюк.

Что бы я сделал сейчас, попади в подобное положение? Что вообще сделал бы здравый и взрослый человек? Взял бы на трешку такси, догнал автобус и отнял у дурака казначея, ротозея, тоже забывшего обо всем, свои деньги. Или отбил бы телеграмму дедуле или родителям (мобильных тогда еще ни у кого не было): вышлите денег телеграфом. Можно было также поискать мою сбежавшую группу в приморских кемпингах. Я не сделал ни того, ни другого, ни третьего.

До Новороссийска меньше трехсот километров, прекраснодушно подумал я, не может быть, чтобы я с имеющимися наличными эту хорошо знакомую мне дорогу не преодолел.

Однако началось все не слишком радужно. «Комета» в Новороссийск из сочинского порта уже ушла, следующая по расписанию отправлялась только завтра. Билетов на нее не было, да если и были, мне ничего не светило: стоили они по восемь рублей.

Несолоно хлебавши я отправился на железнодорожный вокзал. Там мне повезло больше. Поездов отходило много, и я, не связываясь с кассами, куда змеились потные остервенелые очереди, сунулся к проводникам: «До Туапсе довезете?» Туапсе — потому, что дальше железнодорожная ветка отходила от моря и через Горячий Ключ шла в Краснодар. Мне отказала и первая, и вторая проводница. Взял — третий, мужик.

Я залез в плацкартный вагон и занял свободную верхнюю полку. Поезд не спеша отправился. Вскоре за окнами потянулось плещущее радостью, брызгами и солнцем море. Тысячи отдыхающих нежились на узкой приморской полоске. Солнце медленно готовилось нырнуть в воду. Ко мне подошел проводник. Мотнул головой: «Пойдем, рассчитаемся». Мы вышли в тамбур, и он сказал: «Гони пятеру». Я поперхнулся: «Пятеру??» — «Такая такса. А ты че хотел?» — «Ну, я думал, рубль». — «Рубль! Я таких и денег-то не знаю!» — «У меня нет столько». — «А что ж ты без денег в поезд лезешь? Давай сколько есть». Я протянул ему свою последнюю трешку.