Кендари Блейк - Девушка из кошмаров

– Знак есть, – спокойно говорит Джестин.

– Какой – флажок, что ли? Меня устроит, только если они будут развешаны цепочкой по всему лесу. – Она смотрит на меня. – Ты же видел сегодня утром в окно – эти деревья тянутся бесконечно. А у нас даже компаса нет. Люди так погибают.

Она права. Люди так погибают. И гораздо чаще, чем нам хочется думать. Но Гидеон знает, что мы на подходе. Если мы не явимся по расписанию, он вышлет кого-нибудь на поиски. И кроме того, в глубине души я не верю, что мы вообще можем потеряться. Глядя на Джестин, подозреваю, что она тоже в это не верит. Но как объяснить это Кармель?

– Томас, ты в бойскаутах был? – спрашиваю я. Он отвечает мне прищуром – разумеется, не был. – Слушайте, если хотите, можете просто вернуться по этой тропе обратно в гостиницу.

Томас при этом предложении напрягается, но Кармель скрещивает руки на груди.

– Я никуда не пойду, – упрямо говорит она. – Мне просто показалось не лишним напомнить, что это глупо и мы, вероятно, погибнем.

– Принято во внимание, – говорю я, а Джестин улыбается. Ее улыбка успокаивает. Она не держит на меня зла; с ней можно не соглашаться и не становиться при этом врагом. Половину времени, что мы знакомы, мне хочется ее придушить, но это мне нравится.

– Надо двигаться, – говорит она, – чтобы не упустить дневной свет.

Спустя еще час и бог знает сколько миль Джестин начинает притормаживать. Время от времени она останавливается и обводит взглядом лес со всех сторон. Ей кажется, мы уже прошли достаточно. Теперь она начинает нервничать, что метки не окажется на месте. Когда она вылезает на гребень небольшого холма, мы все снимаем рюкзаки и плюхаемся на них, пока она обозревает окрестности. Несмотря на удобную обувь и относительно хорошую физическую форму, мы все устали. Кармель растирает ноги под коленками, а Томас разминает плечи. Оба они бледноваты и покрыты испариной.

– Вон она, – говорит Джестин таким тоном, словно с самого начала знала, что метка окажется именно там.

Она оборачивается к нам с победным и задорным блеском в глазах. И я вижу эту метку – вдалеке на одном из окаймляющих тропу деревьев. Вокруг ствола в пятнадцати футах над землей повязана черная лента.

– Там мы сойдем с тропы, – говорит нам Джестин. – А на том конце находится орден. Гидеон сказал, через лес идти всего часа два. Еще несколько миль, и все.

– Это мы можем, – говорю я Томасу и Кармель, и они поднимаются, глядя на ленту и стараясь преодолеть мандраж.

– Может, по лесу хотя бы идти мягче будет, – говорит Томас.

Джестин улыбается:

– Так и есть. Идем.

– Это старый лес, – говорит Джестин, когда поросшая соснами луговина постепенно сменяется широколиственными деревьями и покрытыми мхом поваленными стволами.

– Красиво, – отзывается Кармель, и она права.

Деревья над нашими головами уходят в небо, а под ногами шелестит подстилка из низкорослых папоротников и мха. Насколько хватает глаз, все зеленое или серое. Местами проглядывает черная как смоль почва. Свет сочится сквозь листья, бликуя и отражаясь от их гладкой поверхности, отчего все очертания делаются четкими и ясными. Единственные звуки исходят от нас, непрошеных гостей, ломящихся сквозь эту красоту на неуклюжих ногах и с разношерстными брезентовыми рюкзаками на плечах.

– Смотрите, – говорит Томас, – там знак.

Гляжу вверх. Черная деревянная табличка прибита к одному из стволов. На ней белой краской написано: «В мире множество красивых мест».

– Странно как-то, – продолжает Томас, и мы пожимаем плечами.

– Скромничают. Как будто знают, что этот лес красивый, но не самый красивый, – замечает Кармель.

Джестин на это улыбается, но когда мы минуем этот знак, на задворках сознания у меня что-то начинает свербеть. В памяти всплывают образы, несвязные, выдуманные образы вещей, которых я никогда на самом деле не видел, словно картинки в книжке.

– Я знаю это место, – негромко говорю я.

И ровно в этот момент Томас показывает пальцем и произносит:

– А вон еще один.

На сей раз табличка гласит: «Подумай о любви родных».

– Это немного не отсюда, – комментирует Кармель.

– Отсюда-отсюда, если знать, где находишься, – говорю я, и все трое настороженно смотрят на меня.

Не знаю, о чем Гидеон думал, посылая нас сюда. Когда увижу его в ордене, просто шею сверну. Делаю глубокий вдох и прислушиваюсь: в уши ударяет полнейшая тишина. Ни птичьего щебета, не писка бурундука, ни топотка беличьих лапок. Даже ветра не слышно. Плотность листвы задушила его. Под слоем чистого воздуха мой нос едва различает знакомый запах, смешанный с запахом глинистой земли и увядающей растительности. Это место пропитано смертью. Я о нем только слышал от шарлатанов типа Ромашки Бристоля, место из страшилок у походного костра.