Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Месяца три только наши личности устанавливали. Спросили меня, я ответил: Карающий меч. А они посмеялись, и целую кучу свидетелей привезли, чтоб те подтвердили имя мое. Ну, да ладно.

И вот, наконец, приговор! Мне, как командиру отряда, организатору «преступных деяний, повлекших множество смертей потерпевших», это из приговора, дали жалкие двадцать лет. За сотни и тысячи тех, что умерли от моих рук и товарищей рук, дали жалкие двадцать лет. Слава Аллаху, Он всемогущ!

Теперь мы гадали: куда повезут? Или оставят нас в Люксембурге, нейтральной стране, где отсутствует смертная казнь, и царствует толерантность?

Ага, размечтались! 39 нас… Опять подзабыл рассказать. Простите, память не та, многое стал забывать, поймёте, как дальше я расскажу, что с нами творилось.

Итак, нас тридцать девять. Брата, младшенького, оправдали. Адвокат аж плясал. И братишка заплакал. Я простил ему слёзы его, мал он еще, четырнадцать едва только и исполнилось. А по этим белым законам ответственность наступает только с 14-ти. Адвокату – респект. Это он придумал, что брату четырнадцати ещё нет. А чего? У нас, в нашей голой стране, свидетельства о рождении не выписывают, мать и то не всегда помнит, когда родила очередного младенца. Вот и свидетели по установлению личности, как под копирку, сказали: не помним, когда это тщедушный пацан появился на свет. А некоторые даже заврались: ему, мол, и двенадцати нет, вы только смотрите, какой он на вид. И белое правосудие отступило. Итак, на радостях поплясал адвокат, братишка поплакал.

Вот прессе было за радость. А прессы на этом сборище судей понабиралось со всей планеты. Щелкали фото – это отсталые. Новомодные снимали на телефоны, планшеты. Часто пресса скучала: нудно долго слушать вялую английскую речь. Ах, да, процесс шел на английском. Это Америка настояла. Ну, а Россия в процессе участвовать не могла. Не дозволила демократия европейская участия в правосудии не толерантной стране.

Так потому пресса страшно обрадовалась, когда кончен процесс и сроки стали известны, и виновность доказана почти всех. И снимки с пляшущим братом и его адвокатом стали известны на целый мир. Во, адвокату свезло! Мало нажился на шейхе, так теперь, небось, слава его столько клиентов добавит, что только держись. Если службы «не хлопнут», а они мстить умеют, заразы. Да и чего мне это об адвокатишке думать, соболезновать? Вот за брата я рад. Вернётся в отряд, будет мстить за меня и собратьев. И бензовозы теперь будут его. Пусть собирает копеечку. Пригодится семье, а нас в нашей семье очень много. Только детей девять штук у отца, а ещё жены его и братья его, и, естественно, сам отец и моя с Салемом мать.

Шейх почему денег дал? Во-первых, брат отрабатывать за меня и отряд будет мщением еженощным. Во-вторых, шейх братан моего отца. В-третьих, часть денежек от бензовозов пойдет на карман сыну шейха. Он тоже растёт, как Салем, и ему хлеб пора самому зарабатывать.

Надо сказать, нам с Салемом повезло. И родились мы как надо. И в лагеря не попали. Ну, те лагеря, куда везли малолеток. И откуда их только и не возили! И проданных в рабство от нищеты, и просто украденных от мамкиной сиськи, и просто бездомных. Война!

А мы росли сытыми! Бензовозы кормили.

Вот с этой самой минуты, как нас повели, я стал понимать всю суть европейцев. И вы дальше поймёте, какая она эта самая «толерантность».

Итак, нас повели, потом повезли. Долго ехали. И привезли в гавань глухую. Стоял белый корабль. Красивый, с огнями по бортам. Красотища какая! Мы духом воспрянули: наконец, нас покормят. Выгрузились на корабль. Растаскались по трюмам. В нашем оказались не только мы, тридцать девять, но и другие, всех около ста. Самые разные люди на вид. Один был, как помню, в шёлковом галстуке и белой шляпе – чудак! Были средь нас два китайца. Они чётко молчали. Даже между собой речь не вели, как будто враги.

Ну, погрузились. Конечно, трюм не роскошь постели суда, но протерпеть пару дней можно, если воздуха хватит и жрать подадут.

Жрать дали только сереньким утром. Баланда! Мы возопили, китайцы молчали. Вышел к нам капитан. Вежливый очень, по речи француз. Нудно и долго он извинялся, что вовремя не подвезли все припасы, потому-то терпит и он, и команда, и мы должны потерпеть. Поверить пришлось: за вежливым капитаном автоматы торчали в руках солдатни. Знаменитые на целый мир АК (автомат Калашникова) к делу явно были готовы. А куда с корабля?

Терпели баланду, качку терпели, зной и отсутствие воздуха. Ждали, когда, наконец, выгрузят нас на берег. На берег! Любой, лишь бы прошла дурнота от баланды и качки, от трескотни капитана.