Джо Хилл - Пожарный

За пару часов до захода солнца они добрались до места, где шоссе обрушилось в бывший ручей. Пепел засыпал воду и превратил ее в слизь цвета магнезии. По ручью плыл, погрузившись по фары, «Меркурий» 79-го года – словно гигантский робот-крокодил патрулировал токсичный канал.

Алли опустила волокушу на краю дороги.

– Пройдусь вверх по течению, может, там можно перебраться.

– Мне не нравится, что ты идешь одна, – сказала Харпер. – Неизвестно, кто там может оказаться. Алли, я не хочу терять еще одного любимого человека.

Алли не готова была услышать, что Харпер любит ее. Она взглянула с выражением такого удивления, радости и смущения, что казалась не семнадцатилетней, а двенадцатилетней девчонкой.

– Я вернусь, – сказала Алли. – Обещаю. И потом… – Она взяла топор из рук Ника. – Не только моя мама умела бросать такие штуки.

Она двинулась по крутому откосу дороги, взмахами лезвия расчищая путь через траву высотой по пояс.

Алли вернулась к началу сумерек – небо окрашивалось в нездоровый желтый цвет. На вопрос Харпер – нашлось ли что-нибудь – Алли только устало покачала головой, не сказав ни слова.

Заночевали на берегу потока, под остатками рухнувшего моста. Ночью Пожарный начал бредить.

– Дым по трубе, дым по трубе, дым улетел, дай мне водички, пока не сгорел! Дым по трубе, дым по трубе, дым улетай! Если горю, то писай давай!

– Ш-ш-ш… – успокаивала его Харпер, обняв за талию и прижимаясь к нему, чтобы согреть. После душного жаркого дня вечерний воздух был так холоден и едок, будто они очутились на горном хребте. Лицо Пожарного покрылось ледяным нездоровым потом, но он все равно тянул воротник рубашки, словно его поджаривали. – Ш-ш-ш. Постарайтесь уснуть.

Веки Джона дрогнули, и он посмотрел на Харпер безумным взглядом.

– Джейкоб все еще преследует нас?

– Нет. Его больше нет.

– Мне показалось, что я слышу его машину. Что он нас догоняет.

– Нет, любимый.

Он похлопал ее по руке, кивнул, успокоенный, и снова заснул.

Почти все следующее утро они потратили на то, чтобы вернуться назад по своим следам к развязке; дорога вела мимо выжженных развалин «Пиццы-Хат». Пожарный проспал почти весь день. А когда просыпался, хлопал глазами удивленно и непонимающе.

Он почти не говорил – сначала, – и порой приходилось переспрашивать его по нескольку раз, прежде чем он понимал вопрос. Впрочем, отвечал он впопад и разумно. Да, воды он попил бы. Да, нога болит, но ничего, терпеть можно. Грудь не очень болит, но давит. Он несколько раз просил Алли ослабить ремень на его груди. Сначала она отвечала, что никакого ремня на груди нет, а когда он попросил в третий раз, Алли сказала: «Конечно, нет проблем», – и он поблагодарил и больше к этому не возвращался.

Только один раз Пожарный действительно заставил всех поволноваться. Он начал шевелить руками, обращаясь к Нику. Ответ Ника был понятен: он отрицательно покачал головой. А потом прибавил шагу и догнал Харпер, чтобы не встречаться взглядом с Пожарным.

«Что он сказал?» – спросила Харпер.

«Сказал, что за нами точно едет грузовик. С большим плугом. Я сказал, что его нет, но он сказал, что слышит . Сказал, что грузовик едет, и если догонит, чтобы мы его бросили».

«Он болен. Не беспокойся. Он все путает».

«Я знаю, – показал Ник. – А вы уже очень хорошо освоили язык жестов».

Харпер хотела ответить: «Может, я сына научу», – но вспомнила, что если все пойдет по плану, она навсегда потеряет сына. Отдаст его кому-то здоровому. Харпер сунула руки глубоко в карманы толстовки, прекратив разговоры.

На обед они остановились в невероятной березовой рощице, приютившейся на островке между полосами автострады. На холмах по обе стороны дороги торчали почерневшие деревья, но каплеобразный островок остался невредим – зона зеленой, папоротниковой прохлады.

Они пили воду из бутылок и хрустели крендельками. Вскоре начался непонятный легкий сухой град, он стучал по листьям, по папоротнику и по их плечам. Харпер увидела, что по тыльной стороне ладони ползет божья коровка; по запястью – другая. Она запустила пальцы в волосы, и полдюжины насекомых посыпались в траву.

Подняв голову, Харпер увидела сотни божьих коровок – они ползли по стволам деревьев или, распахнув панцирь, летели по ветру. Не сотни – тысячи. Насекомые поднимались в восходящих потоках на сотни футов неторопливым смерчем. Руки Рене были облеплены божьими коровками, словно она надела перчатки по локоть. Рене смахнула насекомых, и они застучали по листьям папоротника. Джон был покрыт ими, как одеялом, пока Алли не обтряхнула их веткой.