Владимир Першанин - Я прошел две войны!

Я ожидал, что мне выговорят за немалые потери, но Усольцев и Козырев промолчали. Главное, врагу нанесен реальный урон, да еще пулемет трофейный захватили.

Комбат Крайнюк, возглавлявший другую группу, действовал более осторожно. Его бойцы уничтожили два грузовика и около десятка немцев. В бою потерь не понесли, но на обратном пути были обстреляны самолетом-разведчиком «Хеншель-126».

Двухместный «хеншель» на малом ходу перехватил группу, сбросил несколько осколочных бомб и открыл огонь из двух скорострельных пулеметов. Погибли шестеро бойцов и молодой лейтенант, командир взвода.

Дорого обходились нам эти вылазки и удары по врагу. Хорошо организованные немецкие части не только быстро продвигались вперед, но и старательно охраняли свой тыл.

В общей сложности мы выходили из окружения двадцать шесть дней. Много таких подразделений (батальонов, полков, просто разрозненных групп) упорно пробивались в тот период на соединение с нашими отступавшими частями.

Больше всего страдали раненые, которым мы не могли при всем желании оказать нормальную медицинскую помощь. Если бы не наш хирург, многие из них бы не выжили. В распоряжении капитана и его небольшой санитарной команды имелось лишь немного бинтов, зеленки, йода, еще некоторые самые простые медикаменты. Самогон или спирт служил обезболивающим средством, им обеззараживали раны, когда кончался йод.

Каждый раз, когда очередная группа отправлялась на боевое задание или в село за продовольствием, Усольцев напоминал:

– Медикаменты… обязательно ищите медикаменты и перевязочный материал.

Что больше всего врезалось в память за эти четыре неполных недели выхода из окружения.

Однажды я увидел наших пленных. Несколько сот человек брели по дороге колонной по шесть человек в ряд. Подходил к концу август, было еще жарко, но большинство красноармейцев шли в шинелях, без поясов, зачастую распахнутых, без знаков различия. Обмотки многие сняли, они висели на плечах. Пилотки, буденовки, даже зимние шапки со следами от звездочек.

А вышитые на буденовках крупные звезды остались, и конвоиры не обращали на них внимания. Некоторые бойцы несли за спинами вещмешки, другие – сумки из-под противогазов, но каждый нес котелок или литровую консервную банку с проволочными дужками.

Бряцание сотен котелков, банок и шарканье подошв разносились вдоль дороги. Люди шли молча, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Конвоиров было немного. Думаю, не больше тридцати-сорока человек на колонну, насчитывающую около тысячи пленных.

Позади колонны следовали несколько повозок, в которых сидели конвоиры, а также раненые или обессилевшие бойцы.

У меня мелькнула мысль напасть на конвой, но из этого ничего хорошего бы не получилось. Колонна растянулась на полкилометра. Часть конвоиров шли впереди, часть ехали на повозках сзади или шагали по обочинам. Кроме того, колонна перегораживала дорогу. Немецкие машины или мотоциклы невольно замедляли ход, объезжая пленных.

Клубилась пыль, и некоторые бойцы могли бы сбежать. Однако бежать никто не пытался. Видимо, люди были обессилены и морально подавлены. Спешивший по своим делам вездеход «Штевер» слишком близко прошел от колонны и сбил красноармейца.

Машина продолжила свой путь, а покалеченный пленный стонал и просил помощи. Из повозки в хвосте колонны вылезли конвоиры, осмотрели его и коротко посовещались. Сухо хлопнул винтовочный выстрел, тело спихнули в кювет.

Когда мы вернулись в полк, я рассказал об увиденном полковнику Усольцеву и начштаба Козыреву.

– Ты помалкивай, что видел, – посоветовал командир полка. – А то обвинят в паникерстве.

А начштаба Козырев спросил:

– Раненых много в колонне было?

– Не слишком.

– Чего же они как овцы на бойню шли? – разозлился майор. – Такая толпа, а конвоиров всего неполный взвод. Кинулись бы, передушили, винтовки похватали – и в лес.

Наш бывший комбат Тимофей Филиппович Козырев сверлил меня жестким взглядом и, наверное, ждал моей реакции, но я молчал.

– Пулеметы у конвоя были? – спросил Козырев.

– Нет. Винтовки и несколько автоматов.

– Могли они охрану смять, – убежденно повторил майор. – Но духу не хватило, шкуру свою спасали.

Насколько прав был решительный начальник штаба Козырев, прошедший Финскую войну, доказавший свою смелость и умение воевать, судить не могу.

Много позже станет известно число наших бойцов и командиров, попавших в 1941 году в немецкий плен. Три с лишним миллиона человек – огромная цифра! Да и в сорок втором году попадут в плен более 800 тысяч бойцов.