Владимир Першанин - Я прошел две войны!

– Пусть докажет свои боевые качества на прежней должности.

У нас имелись опытные, прошедшие жестокие бои командиры. Но первым и вторым батальоном назначили командовать офицеров из резерва. Новые люди пришли на должности комиссара и заместителя командира полка по тылу.

Впрочем, меня это касалось мало. Я принимал людей в свою восьмую роту. Вернее – мы со старшим политруком Аркадием Раскиным. Он изо всех сил старался доказать свою старательность, снова сколотил «политкоманду» в лице младшего политрука, парторга, комсорга, ротного агитатора. Регулярно выпускались боевые листки, проводились многочисленные собрания и митинги.

На Аркадия Борисовича Раскина даже обратил внимание новый комиссар полка Мироненко и привел как положительный пример на одном из совещаний.

Обратил внимание комиссар и на меня:

– Давно служите, товарищ старший лейтенант?

– С июня тридцать девятого года, – доложил я. – В полк был назначен после окончания Буйнакского военного училища.

– Медаль получили за участие в войне с Финляндией?

– Так точно. Там же был тяжело ранен.

Зачем я ляпнул про свое ранение? Может, потому что слегка прихрамывал из-за обмороженных пальцев. Но комиссара Мироненко мое ранение не заинтересовало. Он строго спросил:

– Вы командуете ротой – немалое подразделение, а почему-то до сих пор не вступили в ряды РКП(б). В чем причина?

Я коротко объяснил ситуацию и то, что прием меня в кандидаты был временно отложен. Мироненко напоминал телосложением прежнего комиссара Залевского – такой же крупный, грузноватый, уверенный в себе.

– Надо разобраться, – бросил он старшему политруку Раскину. – Рота не взвод, во главе ее должен стоять член партии, надежный, испытанный командир.

Я с трудом сдержался. Невольно сжал вытянутые по швам ладони и хотел ответить: «Ставьте снова на взвод, если не доверяете». Но промолчал. Меня незаметно толкнул в плечо Раскин, с которым мы неплохо сработались: «Молчи, мол!»

Мироненко оттопырил губу, может, хотел поддеть меня, но тоже промолчал и зашагал дальше по своим делам. Комиссар прекрасно знал, что опытных кадров не хватает, особенно на уровне стрелковых рот. А взводными ставили недоучившихся курсантов или сержантов, прошедших пару-тройку месяцев учебы на созданных в начале войны шестимесячных курсах.

Михаила Ходырева в качестве командира взвода не утвердили, а прислали младшего лейтенанта, старательного, но практически неподготовленного парня. Первый взвод возглавил лейтенант запаса Давыдов Иван Никифорович, служивший в армии еще в конце двадцатых годов, мужик обстоятельный, сразу вызвавший у меня доверие.

Впрочем, нас пока не торопили, и мы учили новобранцев новой для них науке.

Во всем чувствовалась нехватка. Если до войны практически все новички приходили в полном обмундировании, то сейчас многие стояли в строю в своей гражданской одежде. Как правило, в старье: потертых телогрейках, изношенных пальто, дырявых башмаках. Винтовки выдавали учебные, а если проще сказать, наскоро вытесанные из дерева макеты. Пулеметные расчеты вооружались трещотками.

В моей восьмой роте на 130 человек личного состава приходилось всего 40 боевых винтовок, два ручных пулемета, ну и пистолеты (или «наганы») у командиров взводов. Но занятия по тактической подготовке проходили азартно. Обычные темы «Взвод в обороне» и «Взвод в наступлении» сопровождались шумным ребяческим напором, дело доходило порой до потасовки.

– А что, рукопашный бой, – вытирая разбитый нос, оправдывался конопатый боец. – На войне разве не так?

Недостаток винтовок не позволял в полной мере осваивать это оружие. Гранаты использовались только учебные, а «штыковой бой» на деревяшках вызывал у бывалых красноармейцев усмешки. Но неожиданно все изменилось, и это было связано со следующими событиями на фронте.

Немецкие войска начали 30 сентября 1941 года мощное наступление. Это было начало операции «Тайфун». Предполагалось, что после затяжных боев под Смоленском и хорошего удара под Ельней, который получил вермахт, группа армий «Центр» подобно тайфуну сметет советскую оборону и захватит Москву.

Вторая танковая группа генерал-полковника Гудериана в составе пятнадцати дивизий (10 из них танковые и моторизованные) наступала на Орел и Брянск и сумела прорвать фронт. Две наши армии, 3-я и 13-я, оказались в окружении, или, как деликатно указывалось в некоторых штабных документах, «управление этими армиями было потеряно».