Николай Ульянов - Сириус

— И государь всегда спокоен… «спокойствием небытия», как сказал кто-то из петербургских поэтов.

Неспокойна была императрица. Полагали, что ей неприятно участие в нападении на русские берега немецких крейсеров «Гебена» и «Бреслау». Особенно волновал один из подвигов «Гебена». Возвращаясь после стрельбы по Севастополю, он повстречал русский минный заградитель «Прут» и открыл огонь. Не имея артиллерийского вооружения, капитан «Прута» решил затопить судно, приказав взорвать днище. Когда «Прут» погружался в воду, на палубу поднялся судовой священник отец Антоний Смирнов в полном облачении, с крестом в руке. Он запел «Спаси, Господи, люди твоя» и осенил крестом команду, спускавшуюся в шлюпках на воду. Затонул вместе с кораблем.

Двадцатого октября отдан приказ русскому посольству покинуть Константинополь и обнародован манифест о войне с Турцией. Наутро, в день двадцатилетия своего вступления на престол, царь отправился в новую поездку.

— Зачем? Зачем? — недоумевал Нилов. — Какая надобность?

По теперешним временам государю не в Барановичи ехать, а в Петроград, в Зимний дворец. Оттуда стоит перейти площадь, чтобы очутиться в военном министерстве и побить палкой Сухомлинова.

Но Сухомлинов и на этот раз ехал в царском поезде. Когда все засылали, Нилов и князь Орлов подолгу, за полночь, просиживали друг с другом. Адмирал не находил слов порицания открывшейся страсти к поездкам.

— Представьте себе несущиеся куда-то царские поезда… Люди с благоговением провожают их взглядом. «Августейшие заботы»!.. «Неусыпные труды»!.. Но мы-то с вами знаем, что ничего, кроме помехи воинским эшелонам и нарушения железнодорожного движения, тут нет. Какие военные цели связаны с посещением Лукова, например? Или Седлеца, или Ровно? Все равно, что в Царево-Кокшайск или в Грязовец съездить.

Но как раз в Лукове, когда поезд остановился, Дондуа неожиданно позвали к Воейкову. Дворцовый комендант приказал ему постоянно сопровождать императора при осмотре лазаретов. Это было столь необычно, что сам Воейков ничего не понимал.

— Ну вот, ваша карьера и начинается, поручик, — улыбался Спиридович.

— Здорово, молодцы! — произносил государь, входя с небольшой свитой в палату, пропахшую ксероформом. Ответный хор был слаб и недружен, иногда походил на стоны.

— Ты где ранен?

— На Сане, ваше величество.

У следующей койки:

— Ты какой губернии?

— Костромской, Макарьевского уезда.

— Ты видел меня, когда я был в Костроме в прошлом году?

— Как следует не привелось. Мы с берега смотрели на пароход, как ваше величество с царицей мимо ехали.

Государь вручил ему Георгиевскую медаль. Переходя к другому:

— Ты где ранен?

— Так что в рекогносцировке был. Верстов двадцать впереди были. Тут меня в ногу хватило.

— Ты какой губернии? — допрашивал государь следующего.

— Ижемские мы… Зарубил яго шашкой, а он в меня пулю. Вот и маюсь. Все еще в грудях она у меня, а достать нельзя.

Когда поручик при встрече рассказал обо всем Жукову, тот хмуро улыбнулся.

— Это только в «Золотом петушке» царь называется «отцом народа», а у нашего, за которого кровь свою проливают, не находится отеческого слова.

Дела в Ставке шли худо. Провалилась Лодзинская операция. России представился случай отомстить за Сольдау и нанести врагу поражение более чувствительное, чем сами испытали.

Немцы прорвали русский фронт в направлении на Лович и окружили вторую русскую армию, но через несколько дней сами попали в окружение. Их ждал полный разгром и плен. Германский штаб замер в ожидании неминуемой катастрофы. Но так выпустить зверя из западни, как это сделал Рузский, мог только командир с рыбьей кровью в жилах, жаловался Николай Михайлович старой императрице. Замелькало опять откуда-то взявшееся имя Ренненкампфа. Герой Гумбенена блеснул снова своей манерой уклоняться от малейшего риска. Он шел к указанной ему позиции куриным шагом и, конечно, не прибыл вовремя. Немцам удалось вырваться из окружения.

Горячие головы заговорили о военном суде над Ренненкампфом, но их быстро охладили.

— Потише, господа. Одно слово князя Белосельского в его защиту больше значит, чем все наши обвинения. Благодарите Бога, если его просто отставят, а не дадут другого назначения на несчастье русской армии.

Николай Николаевич не решился уволить его без санкции самого императора. Государю пришлось, не выходя из вагона, подписать приказ об отчислении его от командования.