Виктория Токарева: Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

Интересна сама жизнь и желание автора донести до нас свой опыт. Америка научила ее вытащить из себя все резервы. И она их вытащит. И станет хозяйкой жизни. Она победит, добьется, достигнет. Но ничто не придет к ней даром. За все придется заплатить сполна – страданиями, трудом, талантом.

Книга несет в себе нравственный заряд. Невольно вспоминается притча о лягушке, которая попала в горшок с молоком. Но не смирилась, а стала активно дергаться и в результате взбила масло и выскочила из горшка.

Всегда можно выскочить из любого горшка, будь то Америка или несчастная любовь, болезнь или бедность. Путь к победе один. Не сидеть сложа руки, а действовать.

Героиня Илоны Давыдовой – разная. Мудрая и простодушная. Расчетливая и романтичная. Подозрительная и доверчивая. Но ею всегда движет тоска по идеалу. Она ищет идеал. И даже если не найдет, то поиск сам по себе – это движение. Это самоусовершенствование.

Это случилось двадцать пять лет назад.

Я сломала ногу. Сначала я подвернула стопу, потом упала, потом не смогла подняться. Стопы как будто не было. Я поняла: перелом. И опустилась обратно на землю.

Стояла снежная зима. Я легла на снег и стала смотреть в небо. «Луна, как бледное пятно, сквозь тучи мрачные желтела». Лучше не скажешь. Я смотрела на луну и понимала: произошло то, что называется «несчастный случай».

Далее я попала в больницу. Меня привезли уже ночью, одновременно с бомжом, который сломал ключицу. Бомж рассчитывал, что его оставят в больнице, а это большая удача. У него будет своя личная кровать, застеленная чистым бельем, и еда три раза в день: завтрак, обед и ужин.

А я надеялась, что мне положат гипс и отпустят домой. Но произошло все наоборот. Бомжа отпустили, точнее, выпроводили вон. А меня оставили в больнице, поскольку перелом оказался со смещением. Требовалась операция.

Операцию никто делать не стал. Стояли лихие девяностые, вся промышленность развалилась, и не было нужных инструментов, типа слесарных саморезов, которыми скрепляют кости.

Мне просто сложили ногу куличиком, на глаз, и отправили в палату.

В палате было восемь женщин. Стояла духота. Окно не открывали, боялись простудиться. Женщина справа по имени Валя постоянно пребывала с температурой 39. У нее начался остеомиелит (воспаление) в тазобедренном суставе. Осложнение после операции. Лечащий врач ничего не предпринимал, только качал головой.

Валя тем не менее не унывала, а даже закрутила роман с парнем из соседней палаты. Температура ей не мешала, напротив, подогревала.

Парня я не видела. Наверное, тоже с переломом. В отделении травматологии других не бывает.

Валя возвращалась в палату среди ночи, свет не зажигала и всегда на что-то наталкивалась: на стул или тумбочку. Стул с грохотом падал, всех будил. Больные просыпались и сыпали проклятия на бедную Валю, а она огрызалась, стоя на своих костылях. Костыли делали ее неуклюжей. Но к ней вместе с остеомиелитом пришла долгожданная страсть. Как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло».

Мой лечащий врач имел немецкую фамилию: Мюллер. Я доверяла Мюллеру, поскольку немцы народ ответственный. Но мой немец успел обрусеть и научился русскому «авось». Авось сойдет и так. Он сложил мне ногу на глаз и выпустил домой, чему я была несказанно рада. Кому хочется подставлять себя под нож?

Два месяца я пребывала в гипсе, а потом, после снятия гипса, выяснилось, что кости срослись неправильно.

Я вытаращила испуганные глаза и спросила:

– Что же делать?

– Ничего, – сказал Мюллер. – Ходите так.

Через месяц я отправилась в Израиль. Меня пригласили с новым фильмом.

В Израиле я показалась специалистам. Они сделали рентген и вынесли свое заключение: нужна реконструкция стопы.

Это значило: ломать и складывать все по новой. Без операции не обойтись.

Я заплакала и позвонила дочери. Она сказала:

– Ну, ты же ходишь…

Таким образом она пыталась меня успокоить.

Я поняла: да, я хожу – до поры до времени. И если я не переделаю сустав, я его потеряю. И буду передвигаться в коляске.

Я ничего не сказала Мюллеру. А что говорить? Какой смысл? Предположим, я ему скажу: «Сука ты, Мюллер…» И что изменится? Ничего. Дело не в Мюллере, а в советской медицине.

Я поехала в Швейцарию. Я хорошо знала эту страну, там издавали мои книги.

В клинике сказали, что операция будет стоить две тысячи долларов. По тем временам сумма не маленькая, но две тысячи за спасенную ногу – не о чем говорить…