Виктория Токарева - Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

Выход был найден. Игорь пойдет в «Ромашку» вместе с дочкой. Он ее не бросит и не пропустит застолье.

Он достал большую спортивную сумку, постелил в нее одеяльце, уложил свою крошечную девочку, укрыл сверху пуховым платком. И устремился в «Ромашку». Сумку он до половины задернул на молнию. Доступ воздуха обеспечен, и правила безопасности соблюдены.

Через пять минут Игорь был в «Ромашке». В гардеробе работали знакомые Валечка и Ниночка.

Валечка предложила оставить сумку, поскольку сумка большая и неудобная.

Игорь передал сумку гардеробщице и попросил поставить поаккуратнее, поскольку внутри – живая девочка, родная дочка, сокровище.

Валечка раздернула молнию, заглянула, и ее женское сердце окатило горячей нежностью. Перед ее глазами – спящий ангел, с длинными ресничками на щеках.

Подбежала Ниночка и тоже залюбовалась.

– Можно я у вас ее оставлю? – попросил Игорь. – В зале накурено. Это плохо. Я ее через час заберу.

Валечка усомнилась. Все же она на работе… Но папа был такой культурный, а ребенок – просто чудо из чудес. Почему бы не помочь человеку, тем более что девочка спала и никому не мешала. Гардеробщица взяла сумку и поставила в самое безопасное место, в уютный полумрак без сквозняков.

День клонился к вечеру. Игорь пил. Ребенок спал. Потом проснулся и заплакал.

Валечка дала ему бутылочку с натянутой соской, а Ниночка побежала в зал. Настало время пригласить папашу. Но папаши не было. Стол был пуст. Вся компания ушла. Ребенка забыли.

Валечка не поверила своим глазам, но что есть, то есть. Стало ясно: папаша напился, практически не мог встать со стула. Верные товарищи его подхватили под руки и выволокли из кафе.

А где в это время были гардеробщицы? Где-то были. Возможно, подавали плащи или вешали чье-то пальто и не заметили. Не обратили внимания. Отвлеклись.

Но что же делать? Не относить же в милицию такую куколку? К себе домой забрать невозможно. Ребенка надо кормить. Ребенку нужна кормящая мать, а не гардеробщица Валечка. Да и мать сойдет с ума. Подумает: украли цыгане для своего нищенского бизнеса.

Что делать?

– А я знаю, – вдруг вспомнила Ниночка. – Его жена в парикмахерской работает, вот здесь на углу.

– Откуда ты знаешь? – проверила Валечка.

– А они вместе сюда заходили. Они, видно, где-то рядом живут. Жена с пузом была.

Ниночка рванула из кафе в парикмахерскую.

Валечка вынула из сумки плачущую девочку и поцеловала ее, пока никто не видит. Было невозможно удержаться. Хотелось прикоснуться к ангелу, – такая исходила от ребенка благодать.

Не прошло и десяти минут, как в кафе ворвалась жена Игоря. Ее лицо заострилось, все ушло в нос. Глаза как гвозди. Казалось, от напряжения мозги брызнут через глаза.

Таня приняла от Валечки драгоценный кулек и впилась своими гвоздями в личико дочки. Все было на месте: голова, руки, ноги. Ребенок был жив и здоров и даже весел. Убедившись, что все нормально, что ребенок не пострадал, жена Игоря осела на подставленную ей табуретку и тихо зарыдала.

Гардеробщицы молчали скорбно. У них была примерно похожая судьба. Возле них тоже пребывали мужья, на которых нельзя положиться. Мужья – дети. Вернее, сукины дети.

Жена Игоря плакала, опустив лицо. Приговаривала: «Чем это все кончится? Чем это все кончится?»

Кончилось неоднозначно. И хорошо, и плохо.

Игорь умер на середине жизни. Мог прожить еще столько же. Это плохо. Но его стали печатать. Вышла книга. Все вздрогнули: смотрите, кто пришел.

Игорь быстро прославился, стал ошеломительно знаменит.

Как сказал поэт, «у нас любить умеют только мертвых». Игоря любят. Критика сравнивает его с Достоевским. Книг мало, но каждая – жемчужина.

Необязательно писать много, оставлять собрание сочинений. Можно написать одну книгу, но она останется, и без этой книги жизнь покажется пасмурной, как осенний день.

В нашей стране – капитализм. Сталин перевернулся бы в гробу.

Раньше все собирались в кучу, вместе пили, вместе страдали. А теперь все разбежались по углам, как собаки, и тявкают в одиночку.

Меня и моих друзей больше не называют стариками. Это соответствует действительности и потому невежливо. Сейчас нас называют по имени-отчеству. Без отчества неудобно.

Дом литераторов продали под ресторан. Туда ходят богатые и незнакомые. Они нам не интересны, а мы не интересны им.

Книги вытесняет интернет, но меня это не смущает. Я продолжаю писать, мои книги выходят каждый год, их хотят читать.