Алексей Слаповский - Чудо-2018, или Как Путин спас Россию

И задал своим подчиненным тот же вопрос, что и Лясов, и в той же самой форме.

– А разве не Елена Владимировна инициатором была? – невинно спросила замглавы по финансам Турцева, женщина рыхлая и всегда завидовавшая молодости, красоте и стройности Елены.

Елена запунцовела щеками и хотела сказать, что не кто иной как сам Мокрецов сообщил ей эту весть. Но Мокрецов смотрел на нее прямо, грозно, с видом абсолютной своей непричастности. Елена поняла, что, если скажет правду, начальник ее за эту правду не помилует. Острым своим умом она быстро сообразила: раз фальшивый кандидат с консервного завода, то его руководство и виновато.

– Это Сухарев, – твердо сказала она. – Хотел, наверно, своего человека прославить, но перестарался.

Мокрецов позвонил Сухареву и высказал ему претензии – в прямой, но довольно деликатной форме: не с руки ему было ссориться с руководителем предприятия, благодаря которому Серманкуль если не процветает, то живет вполне сносно.

Сухарев сказал, что его ввела в заблуждение журналистка из «Серманкульского истока», да и Семенов подбросил дров в огонь, наворотил вранья, все вчера слышали, как он хвастал.

– Осторожнее надо в наше время с журналистами! – посоветовал Мокрецов. – Они нами, руководством, как шакалы падалью, питаются! – посетовал он, не заметив сомнительности этого выражения.

9.

Падение Семенова было еще стремительнее, чем возвышение.

В кабинет вошел заведующий хозотделом здания, мрачный, как все завхозы, считающие, что люди с утра до вечера заняты порчей казенного имущества, сказал:

– Прошу освободить помещение!

И Семенов даже не спросил, почему. Душой сразу догадался. Направился тут же к двери, но вернулся, чтобы за ширмой, стоящей в углу, снять костюм, купленный с помощью Елены два часа назад, и надеть свой, рабочий.

Поехал домой – не на Весеннюю, конечно, а к своему родному дому.

Возле него, прямо на улице, были свалены как попало вещи и мебель, Людмила сидела на табурете, горестно опустив плечи и положив руки на колени. Не знала, за что взяться, с чего начать.

Семенов вышел из машины, постоял возле жены, помолчал, потом сказал бодро:

– Ничего, Люд. Нормально все.

Она всхлипнула.

Подъехал фургон, водитель крикнул из кабины:

– Выгружайте, не я же ваше добро таскать буду!

Это были вещи Татьяны и Виктора.

Тут же подъехали и они. Вместе начали все выносить из фургона, а потом перетаскивать в дом.

Мимо проезжал огромный черный джип, остановился.

Из него на происходящее с удовольствием смотрел Жанборисов.

– Эй, несуществующий! – крикнул он Семенову, открыв дверцу. – Ты где, не вижу?

И начал крутить головой, поводить расставленными руками, словно отыскивал кого-то в темноте.

– Охота тебе травить, – упрекнула Людмила.

– Я не травлю, а напоминаю: кто чего достоин, тот это и получает!

В это время Семенов, Виктор и Таня втаскивали что-то в дом, и Людмила, оглянувшись на них, негромко сказала:

– Почему тогда ты меня не получил? Считаешь ведь, что достоин, а не получил.

– И радуюсь, что не получил! – весело признался Жанборисов. – Вчера разглядел я тебя, Людмила, и понял – как же хорошо, что я на тебе не женился! Имел бы сейчас пожилую тетеньку, оно мне надо?

Людмила, еще раз оглянувшись на дом, ответила:

– Конечно, не надо. Только ты меня и молодую, стройную, горячую – не имел. А Андрюша имел. Хочешь, спроси его, каково это было. А ты и в гробу будешь злиться, что я тебе не досталась.

– Да знала бы ты, дура провинциальная, какие у меня женщины были! Звезды кино и подиума!

– Верю. А меня не было. И не будет. И этого не поправить. Вот и все.

И Людмила, взяв корзинку с бельем, пошла к дому.

Жанборисов хотел крикнуть ей вслед что-нибудь обидное, уничтожающее, но ничего не придумал, закрыл дверцу и поднял стекло, отгораживая от глупого мира свое комфортабельное автопространство, где приятно пахло кожей, парфюмом Жанборисова, купленным в Париже, чувствовался также – возможно, не обонянием, а воображением, памятью – запах тех сладко-пряных, волнующих, молодых духов, которыми окутывали себя его многочисленные юные подруги, не чета Людмиле.

Тем не менее, Жанборисов был раздражен. Он ударил кулаком по рулю и негромко сказал: «Идиоты!» – неизвестно кого имея в виду.

И уехал.

Кое-как расставив мебель и разместив прочие вещи, Семенов поспешил на работу.

Вахтер на проходной ухмыльнулся, работники в цехах, где он проходил, издали смеялись и чуть не показывали пальцами, Мишаня же встретил без улыбки и усмешки, сказал сочувственно: