Джанет Фитч - Белый олеандр

— Хочешь есть?

Она ничего не хотела.

— Возьму себе что-нибудь и мигом вернусь.

Я приготовила бутерброд с ветчиной. Под ногами хрустела хвоя. Бутылка хереса исчезла. Наверно, она прихватила ее с собой. Ожидается похмелье века! Подаренный портрет стоял на кофейном столике. Я отнесла его к себе. Посмотрела в ее глубокие глаза, почти услышала, как она спрашивает: «Что ты будешь, круассан или бриошь?.. Куда бы ты хотела поехать?» Провела пальцем по высокому округлому лбу, как у готической Мадонны. Вернулась к ее двери, постучала.

— Клэр, открой!

Она перевернулась, скрипнули пружины кровати. Встать было трудно. Три спотыкающихся шага к двери. Возня с замком. Я вошла, и она рухнула обратно на постель, все в том же красном халате. Копошилась, как крот, натягивая одеяло. Слава богу, больше не плакала и вот-вот должна была заснуть. Я выключила Леонарда Коэна.

— Так холодно… — пробормотала она. — Ляг со мной!

Я залезла, как была, в одежде. Она прижала холодные ступни к моим ногам, положила голову мне на плечо. Простыни пахли хересом, немытыми волосами и «Дыханием времени».

— Не уходи. Обещаешь? Побудь со мной…

Уснула. Я взяла ее холодные ладони, прижалась головой к ее лбу. Смотрела на нее в свете ночника, который теперь горел круглосуточно. Из открытого рта вырывался громкий храп. Я сказала себе, что все уладится. Рон или вернется, или нет, а мы будем по-прежнему жить вместе. Он меня не отошлет. Просто ему неприятно видеть ее в таком состоянии. Если она не станет это демонстрировать, его все устроит. Ему нужно хорошее шоу.

Когда я осторожно встала и пошла в кухню, Клэр еще спала. Я насыпала себе хлопьев. Стояло яркое, тихое, прозрачное, как хрусталь, утро. Хорошо, что Рон уехал. Будь он здесь, уже трезвонил бы телефон, гудела кофемолка и Клэр с рисованной улыбкой готовила бы завтрак. Я решила пока не снимать шелковую пижаму. Достала новые краски и порисовала свет на деревянном полу, желтые пятна, ползущие по занавескам. Я любила такие дни. Вспомнилось, как играла в детстве, пока мать спала. Сидела с корзиной для белья на голове, глядя на квадратики солнца. Отчетливо помнила, как солнце грело руку.

Немного погодя проверила Клэр в душной темной комнате с опущенными жалюзи и окнами на запад. Она спала и больше не храпела. Рука откинута на подушку. Рот открыт.

— Клэр…

Наклонилась к самому лицу. Пахло хересом и металлом. Она не шевелилась. Я тихонько потрясла ее за плечо.

— Клэр!

Она не реагировала. Волосы у меня на руках и шее встали дыбом — не слышно дыхания…

— Клэр! — Я снова потрясла ее, и голова замоталась, как у жирафа Оуэна. — Клэр, проснись! — Я приподняла ее за плечи. — Клэр!! — закричала я, надеясь, что она откроет глаза, заслонится рукой от света и попросит не шуметь. Это невозможно, она шутит, притворяется! — Клэр!!! — завопила я в спящее лицо, нажимая руками на грудь и стараясь уловить дыхание. Его не было.

Пошарила на тумбочке, на полу. С другой стороны кровати валялись таблетки и пустая бутылка из-под хереса. Вот, значит, что упало, когда мы говорили через дверь. Из открытого пузырька высыпались маленькие розовые таблетки. «Буталан. Снотворное. Несовместимо с алкоголем. Не работать с техникой».

Мои крики становились все отчаяннее. Хотелось швырнуть что-то в заплывший безобразный глаз Бога. Я бросила коробку с салфетками, медный колокольчик, сшибла на пол ночник, вытащила из-под кровати коробку с магнитом и швырнула через всю комнату. Посыпались полароидные снимки, ключи, ручки и кусачки Рона. Ради чего?! Я содрала жалюзи, и комнату залило светом. Схватила туфлю у изножья кровати и разбила каблуком стекло, порезав руку и не заметив. С размаху запустила серебряной щеткой для волос в круглое зеркало. Расколотила о спинку кровати трубку телефона, оставив зазубрины в мягкой сосне.

Обессилела, но все еще казалось мало. Села на кровать, прижала ее холодную руку к своей горячей мокрой щеке, стараясь согреть, убрала с лица темные волосы.

Если бы я только знала, Клэр! Моя прекрасная глупенькая Клэр!.. Положила голову на ее неподвижную грудь и вдыхала несуществующее дыхание. Она была такая бледная, холодная. Я подняла ледяные, слегка шершавые руки. На пальце болталось обручальное кольцо. Горячими губами поцеловала линии на ладонях. Как она о них беспокоилась! Одна начиналась у края и пересекала линию жизни. Клэр говорила, это означает смерть от несчастного случая. Я потерла линию большим пальцем, скользким от слез.