Джанет Фитч - Белый олеандр

— Скорее, упустишь!

— Астрид, нет. — Клэр смотрела на меня нежнейшим цветочным взглядом.

Я схватила молоток и с размаху ударила. Клэр отвернулась. Я знала, о чем она думает: что я встала на сторону Рона и жестокого мира. Но мне нужна была эта рыба. Я вынула крючок и подняла вверх, Рон сфотографировал. Клэр не разговаривала со мной весь вечер, а я, как настоящий ребенок, не хотела чувствовать себя виноватой.

Я очень расстроилась, когда мы вернулись в Лос-Анджелес. Клэр снова делила Рона с телефоном, факсом и толпой народа. Дом трещал по швам от проектов, вариантов, рабочих сценариев и заметок в «Вэрайети». Друзья Рона не знали, о чем со мной говорить. Женщины игнорировали, а мужчины слишком интересовались, подходили чересчур близко, прислонялись к двери, делали комплименты и спрашивали, не хочу ли я попробоваться в кино.

Я держалась рядом с Клэр. Меня смущало, что она прислуживает этим равнодушным незнакомцам, охлаждает для них белое вино, готовит песто, в который раз едет в «Шале Гурме». Рон просил не беспокоиться, мол, они закажут пиццу, но Клэр заявила, что не позволит гостям есть из картонных коробок. Она не поняла! Они вовсе не считали себя ее гостями. Для них она была просто женой, безработной актрисой, прислугой. В то лето вокруг вилось слишком много хорошеньких женщин в открытых летних платьях и саронгах с бикини. Клэр мучительно гадала, которая из них — Цирцея мужа.

Кончилось тем, что она села на антидепрессанты и перевозбудилась. Чтобы успокоиться, начала пить. Сыпала несмешными шутками и этим бесила Рона. Путала строчки в анекдотах. Звук не совпадал с картинкой, как в плохо дублированном фильме.

В сентябре, среди ветров и пепла, я пошла в двенадцатый класс, а Рон вернулся на ТВ. Клэр не знала, что делать в доме без мужа. Она драила полы, мыла окна, переставляла мебель. Однажды отдала всю свою одежду в благотворительный магазин. Без успокоительных мучилась бессонницей, сортировала газетные вырезки и протирала пыль с корешков книг. Страдала мигренями и думала, что телефон прослушивается. Клялась, что перед тем, как вешает трубку, там что-то щелкает. Дала послушать мне и спросила, сверкая темными глазами:

— Ну правда ведь?

— Возможно, — ответила я, не желая бросать ее одну в темноте этой ночи. — Не уверена…

В октябре жара сменилась голубой осенней дымкой, оранжевые ладони платанов сверкали на фоне матовых белых стволов, холмы окрасились багрянцем и позолотой. Однажды я вернулась из школы и обнаружила, что Клэр у себя в комнате смотрится в зеркало. В руке застыла серебряная щетка для волос.

— У меня несимметричное лицо. Ты замечала? Нос скошен набок. — Она повернула голову, оглядела профиль, надула щеки и надавила на якобы кривой нос. — Ненавижу острые носы! У твоей матери нос как у Гарбо. Обращала внимание? Если бы я делала пластическую операцию, хотела бы такой же.

Клэр говорила не про нос. Она просто устала от своего отражения, которое напоминало о неудачах. Чего-то в нем не хватало, только она неправильно понимала, чего именно. Психовала, что редеют волосы, жаловалась, что скоро станет похожа на Эдгара По. Ее испуганный взгляд увеличивал неидеальные уши, уменьшал тонкие губы.

— Мелкие зубы — к несчастью. — Она оскалилась. — К ранней смерти.

Ее зубы были как ячменные зерна, блестящие, жемчужные. А вот глаза все больше западали. Уже почти не видны были веки, выпирали кости. Как бронзовая голова из-под безжалостной руки Родена.

С наступлением декабря Клэр приободрилась. Она обожала праздники и теперь обложилась журналами о том, как празднуют Рождество в Англии, Париже и у индейцев в Таосе, Нью-Мексико. Хотела сделать все то же самое.

— Устроим идеальное Рождество!

Мы скрепили проволокой венок из эвкалипта и гранатов, которые окунули в горячий воск. Она купила коробки рождественских открыток на мягкой бумаге с кружевами и золотыми звездами. Включила радиостанцию классической музыки, где крутили «Лебединое озеро». Мы сделали гирлянды из крошечных перцев чили, утыкали мандарины гвоздикой и связали их бархатом коньячного цвета. Она отвезла меня в Беверли-Хиллз и выбрала в «Джессике Макклинток» красное бархатное платье с белым кружевным воротником и манжетами. «Подходит идеально!»

Слово «идеально» меня испугало. Желать «идеального» всегда опасно.

Рон приехал домой, на работу ему было только после Нового года. Она хотела вместе купить елку, как настоящая семья. По дороге объяснила, что нужна симметричная, с мягкими иголками, минимум метр восемьдесят. Трое продавцов развязали несколько десятков елей и сдались.