Джанет Фитч - Белый олеандр

— Схлопочешь рак кожи! — предупредила я.

Рина выпятила нижнюю губу.

— Мы давно уже скопытились, детка. — Она с удовольствием произносила сленговые словечки, зная, как они звучат в ее устах. Приподняла «русскую Маргариту», отхлебнула. — Nazdaroviye!

Я сидела на старом садовом стуле в тени большого олеандра и рисовала, как Рина вбирает в себя обжигающий ультрафиолет. Она побрызгалась холодной водой из бутылки, и мужики за забором вздрогнули. Сквозь кружево проступили соски. Рина довольно улыбнулась.

Именно это она и любила — заставить парочку грузчиков кончить в штаны. Распродажа, «русская Маргарита», быстрый перепих в ванной с Сергеем — дальше она не заглядывала. Рак кожи, рак легких, мужчины, мебель, рухлядь — всегда что-нибудь подвернется! Ее общество мне подходило, сейчас я никак не могла думать о будущем.

До окончания школы оставалось всего два месяца, а дальше предстояло стремительное падение в пропасть. По ночам снилась мать, она всегда уходила. Снилось, что меня предложили подвезти в Нью-Йорк, в колледж искусств, а я опоздала к назначенному часу. Потеряла приглашение на вечеринку, где ожидался Пол Траут. Я не спала ночами, перебирала стопку журналов «АртНьюз» двенадцатилетней давности, которую нашла в мусоре, изучала фотографии женщин-художниц, их длинные спутанные волосы, седые, каштановые, светлые. Эми Эйерс, Сэндел Макиннес, Николет Райс. Хотелось быть как они. Эми, с ее курчавыми седыми волосами и жамканной футболкой, позировала на фоне огромного абстрактного полотна с конусами и цилиндрами. Эми, как мне стать тобой? Я прочитала статью и не нашла разгадки. Семья среднего класса, больной отец. Учитель рисования в старших классах помог получить стипендию. В Маршалл-Хай у нас вообще не было рисования…

Я уставилась на изображение Рины в капельках воды от оросителя. Карандашом рисовать мне даже не нравилось. В музеях я предпочитала живопись, скульптуры — что угодно, только не штрихи на бумаге. Просто руке требовалось двигаться, а глазу нужна была причина, чтобы придавать форму пространству между Риной, оросителем и колченогим столиком со ржавой сетчатой скатертью, стаканом и пепельницей. Мне нравилось, что металлическая скатерть напоминает черные завитки кружевного бикини и проволочный забор, а форма стакана повторяет очертания приподнятого бедра, руку высокого мужика на заборе и листья банановой пальмы в доме напротив.

Если не рисовать, тогда какой смысл в игре солнца на черепице, кочках газона и нежных метелках зеленого лисохвоста, который скоро порыжеет, в небе, раздавливающем землю гигантской пятой? Если не рисовать, придется забеременеть или напиться, чтобы стереть все, кроме себя на переднем плане.

К счастью, в моем классе не говорили про колледж. У нас рассказывали про презервативы и оружие. Клэр записывала меня в классы углубленного изучения, но я не удержала планку. Будь она жива, я бы, наверное, старалась, добивалась бы стипендии — я бы знала, что делать. Теперь все это ускользало сквозь пальцы.

С другой стороны, я все-таки ходила в школу, делала домашние задания, писала тесты. Как бы то ни было, получу аттестат. Ники считала меня идиоткой — кому какая разница, ходила ты в школу или нет? Я там обретала успокоение. Рисовала там ножки стульев, похожие на лапки водомеров, могла целый час утрировать перспективу уходящих к доске парт, затылков, шей и волос. На уроке математики передо мной сидела Йоланда Коллинс; я весь урок пялилась на ее затылок в мелких косичках с лентами.

Посмотрела на альбом в руке. По крайней мере у меня есть эти ромбики, трапеция калитки. Разве мало?

Рина щедро накладывала «Тропический загар», жарилась на солнце, довольная, как кекс в гофрированной бумажечке.

— Рина, зачем люди встают по утрам? Какой смысл? Почему просто не выпить скипидара?

Рина, прикрыв глаза рукой, посмотрела на меня и снова подставила лицо солнцу.

— Ты что, русская? Русские всегда ищут смысл жизни. — Скроила недовольную мину. — В чем смысл, maya liubov? Все из-за погоды. А здесь Калифорния, моя дорогая! Не ищи смысла. Ахматова Ахматовой, но у нас есть пляжный волейбол, спортивные тачки и абдоминопластика. Радуйся! Купи себе что-нибудь!

Она улыбнулась, блестя, как бекон на сковородке. Руки вытянуты вдоль тела, глаза закрыты. Капельки пота сверкают на волосках верхней губы, собираются в лужицу между грудями. Может, ей повезло, думала я. Она избавилась от прошлого и будущего, никаких грез и принципов. Курит, пьет и спит с мужиками вроде Сергея, которые в духовном смысле равны ливневой канализации. Рина Грушенка не беспокоится о зубах, не принимает витамин С.