Уолли Лэмб - Она доведена до отчаяния

В середине августа Фред и его сестра Джолен отвезли меня на автовокзал в Провиденсе. Автобус опоздал, влажность и духота были убийственные. Фред был бледен, как гриб.

– А это не страшно? – спросил он.

– Что именно?

– Ну, решиться? Переехать туда, где ты будешь совсем одна?

Мне впервые пришло в голову, что с кольцом или без кольца, а Данте может быть женат или помолвлен. До вопроса Фреда я представляла Данте в некой лютеранской спячке, погруженного в инертность подсознательным инстинктом дождаться меня.

– Ничуть, – фыркнула я.

Когда водитель объявил, что автобус отправляется, я стиснула Фреду руку и поцеловала в напоминавшую ухабистую дорогу щеку. Когда мои губы коснулись его впадин и фурункулов, это оказалось вовсе не так ужасно, как представлялось. Автобус выехал на шоссе. Я помахала плачущему Фреду, гадая, не совершаю ли огромную ошибку, очевидную для всех, кроме меня.

Квартиру в цокольном этаже я сняла по почте: Бейли-стрит, 177, квартира 1-Б. Владелица дома, миссис Уинг, описала викторианские черты здания, но опустила маленькую деталь – дом стоял на крутом холме, куда забираться надо практически в альпинистских ботинках. Чемодан и сумка на ремне становились тяжелее с каждым шагом. Вторую ладонь мне натерли ручки переносного телевизора. Я вспомнила, как одолевала лестницу Хутен-холла в первый день в колледже Мертон и как выбралась из такси и побрела по песчаной дюне на Кейп-Коде. Я поставила чемодан на дорожку и присела на него, разглядывая город. Сгущались сумерки, огней с каждой секундой становилось все больше и больше. «Ты теперь совершенно другой человек, после репарентинга и всего остального, – напомнила я себе. – Тебя ждет Данте, а не тот мертвый кит».

Ключ и записка были приклеены скотчем к двери. «Добро пожаловать, мисс Прайс. Поднимайтесь к нам на коктейль завтра в четыре. Искренне ваши, М. Уинг и С. Месси». Очень умно, подумала я, отказаться от очень неплохой жизни, чтобы лакать шерри со старухами.

Квартира 1-Б состояла из двух сыроватых меблированных комнат – кухни и спальни/гостиной, освещенных голыми лампочками, торчавшими из фарфоровых патронов в потолке. Унитаз оказался треснутым, а лейка душа крепилась в каком-то узком жестяном шкафу. Поддон в душевой зарос грязью – там запросто можно было подцепить грибок.

Зато шкафы мне достались просторные, а телефон уже был проведен. Овальное окно над кухонной мойкой, напоминавшее двухфутовую глазницу, выходило на парковку для жильцов.

Я распаковала вещи и поужинала сигаретой и помятым в дороге «Милки вэй», который купила в автомате на станции Уайт-ривер. Я поставила телевизор на комод напротив узенькой кровати, подсоединила сзади проволочную антенну, как показывал Фред. По телеку шли «Ангелы Чарли»: Фэрра Фосетт в одной ночной сорочке осматривала гостиничный номер какого-то преступника.

– Десять тридцать, – произнесла я вслух. Я находилась в Вермонте почти три часа и до сих пор не получила ни единого физического доказательства, что здесь живет Данте. На экране крупным планом возникла поворачивающаяся дверная ручка. Фэрра кинулась к шкафу, тряся грудями.

В кухне я пришпилила полотенце, чтобы прикрыть окно-глаз, и вскипятила воду, чтобы заварить растворимый кофе. Прежний жилец налепил на шкафчики переводные картинки и оставил в холодильнике полупустую банку «Максвелл хаус», три «Пабст блю риббонс» и непочатую банку испанских оливок. В духовке нарос целый слой жира.

В буфете нашлась одинокая керамическая чашка с вырезанной, как на горе Рашмор, девушкой в гавайской юбке из травы. К девушке были проволокой прицеплены две болтающиеся керамические груди. «Тряси, не сломай, – гласила надпись на чашке. – Магазинчик сувениров Лулу из Гонолулу».

Я вернулась в спальню и уселась на обшарпанную кушетку. В фотолаборатории сейчас начинается третья смена – наклеивают бирки с адресами, проверяют наличие реактивов. Я сняла трубку позвонить и передать привет, но передумала. Прежним знакомым не звонят, если новая жизнь удалась.

«Ты законченная тупица, потому что пьешь кофе в одиннадцать вечера, – сказала я себе. – Теперь ты до утра не заснешь». Кажется, в квартире скрипнула дверная ручка – я представила, как улыбающийся Данте без стука входит в мою квартиру, потому что его сюда привела интуиция. А я – рада ли я? Пытаясь разобраться в себе, я заснула.

Утром я поднялась рано. В овальном окне мелькали ноги других жильцов – сплошь клоги, как у санитаров, или ортопедические тапочки. Летом учителя путешествуют, напомнила я себе. Данте, наверное, гостит у родственников или сидит в каком-нибудь религиозном ритрите, молясь о подружке, которая будет любить его безо всяких условий.