– Вы хотите сказать, что мне придется прибегать сюда каждый раз и спрашивать разрешения, если мы с каким-то парнем решим…
– Я хочу сказать, что пока нам еще есть над чем работать.
– Ведь так до бесконечности можно, доктор Шоу. Я хочу независимости.
– Я пытаюсь научить тебя, как быть независимой.
– Я уже знаю, как быть и как жить. И этот разговор ничего не изменит – я все решила.
Доктор Шоу снова встал и принялся протирать резиновые листья.
– Вы вытерли дерево две минуты назад, – напомнила я.
Он резко развернулся ко мне:
– Ну, это уж мне решать, или как?
– А, ну, извините, что вообще дышу, – произнесла я. – Когда мы прекратим сессии?
Он снова сел в кресло и закрыл глаза.
– Знаешь, Долорес, я считаю, мы уже прекратили.
– Что, вот так просто?
Мне всегда представлялось нечто торжественное и церемониальное: сцена, поздравления и аплодисменты за мои достижения.
– Ты явно уже вылетела из гнезда. Ну что ж, лети!
Я бы предпочла, чтобы он сказал «плыви»: он же поместил меня в бассейн, а не на дерево. И еще мне хотелось, чтобы он на меня посмотрел.
– Ну, тогда хорошо. Адиос.
– Адиос.
Он всегда так любил зрительный контакт – я ожидала, что он захочет на прощание взглянуть на меня. Я встала.
– Доктор Шоу!
– М-м? – отозвался он, будто удивившись, что я еще в кабинете. Будто я страница календаря, которую он уже вырвал и выбросил.
– Я не говорю, что вы мне не помогли. Вы мне очень помогли. Иногда я действительно воспринимаю вас как свою мать. В хорошем смысле.
– Удачи, – сказал он.
Я открыла дверь. Кашлянула и подождала, чтобы он открыл глаза. Но доктор Шоу уже превратился в труп. Я перешагнула порог.
– Что вы за человек? – спросила Надин. – Как бы вы себя описали?
Я пришла к ней прямо от доктора Шоу, хотя мне не было назначено. Мне срочно понадобилось выяснить, правда ли счастье – это футбольный мяч, который ты ловишь, или это нечто более сложное, что приходится изобретать самой.
– Что я за человек? – повторила я. – Я… визуал.
Надин кивнула на «Волшебный экран» у меня на коленях.
– Тогда изобразите.
– Что изобразить?
– То, что сделает вас счастливой.
Мы сидели в ее кухне, а не в офисе, потому что я застала ее врасплох, постучав в окно на заднем фасаде. Я ожидала, что у нее в доме фосфоресцирующая атмосфера и восковые лампы, но на кухне у Надин стоял перламутровый стол из «Формики» и висели шторы, как в кафе, с помпончиками. Маленькая девочка с обметанными диатезом щеками и густыми, как у Надин, бровями сидела в манеже у плиты, жуя пустую коробку из-под содовых крекеров.
Мы с Надин некоторое время смотрели на серый «Волшебный экран» в ожидании, когда же я начну. Я стала крутить ручки.
Сначала на экране появился кит, моя уэлфлитская китиха, только снова в океане – ее открытый рот уткнулся в верхний левый угол. Но я быстро сообразила, что делаю ошибку, и превратила изображение в мужчину, крупного здоровяка китовых пропорций.
– Это медведь? – озадаченно спросила Надин.
Тогда я покрыла его голову петлями кудрей и добавила глаза, бородку и узенькие очки в металлической оправе.
– Это мой муж, – ответила я.
Надин закрыла глаза и улыбнулась.
– Откройте глаза, Надин! Это он? Он сделает меня счастливой?
Она поморгала и взглянула на меня.
– Я просила нарисовать то, что сделает вас счастливой, – напомнила она. – Судьба не дает гарантий, как «Сирс и Робак». За сегодня с вас тридцать пять долларов.
Я вышла от нее, горизонтально держа перед собой «Волшебный экран», как религиозное приношение. Я не хотела, чтобы картинка рассыпалась, пока я не запомню ее как следует. Я донесла ее до самого дома почти не поврежденной.
На крыльце сидела Деполито.
– Что у тебя там, Долорес? – спросила она. – Новую нарисовала? Покажи!
Я в последний раз посмотрела на репродукцию и неистово затрясла экран.
Может, это рука судьбы, что пленки Эдди Энн Лилипоп, отснятые на «Инстагматике» и отправленные из Монпелье, Вермонт, приземлились на мой стол в фотолаборатории, но с этого момента я взяла судьбу в свои руки.
Заказ на проявку и печать снимков Эдди Энн поступил весной 1976 года – четыре пленки со школьной экскурсии в Нью-Йорк: девочки-подростки позируют стайками и смеются на гостиничных кроватях и ступеньках музея, мальчишки показывают в окна автобуса средние пальцы. Невозможно было понять, кто здесь Эдди Энн, но их учителя я узнала с первого снимка, скользнувшего по желобу аппарата.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу