Уолли Лэмб - Она доведена до отчаяния

Я поглядела на гладкую поверхность воды.

– Вы мне доверяете? – повторил доктор Шоу.

Я кивнула.

– А разве у зародыша есть отвращение к собственному телу? Разве у зародыша есть какие-то ожидания на этот счет?

Я покачала головой.

– Зародыши бывают одетыми?

Я снова покачала головой.

– Наш лифт доехал до подвала, до уровня доверия. Снимите одежду, пожалуйста.

Я с голой задницей спустилась в бассейн с мелкого края и пошла по дну.

Температура воды вполне соответствовала тону доктора Шоу. Зайдя «с головкой», я закрыла глаза и поплыла.

Какое-то время это даже срабатывало, словно я оказалась не в хорошо изученном обшарпанном бассейне с отбитой плиткой, где каждую среду и субботу нас заставляли делать вольные упражнения. Уши заливало водой, поэтому голос доктора Шоу звучал неясно. Я действительно позабыла свои ожидания. Я легла на спину. Я почувствовала себя зародышем.

Все испортил энтузиазм в голосе доктора Шоу.

– А, мой младенец шевелится, – сказал он мне в бассейн. – Моя малышка, должно быть, пробует вытянуть крошечные ручки-бутончики.

Я бы предпочла, чтобы он заткнулся. Во мне тогда было уже меньше девяноста килограммов, но ненамного меньше, и руки напоминали скорее два окорока, чем «крошечные бутончики».

– Интересно, о чем сейчас думает моя малышка? – обратился ко мне доктор Шоу, обеими руками потирая живот. Я думала о том, нарушится ли мой ритуал еженощного трения из-за того, что доктор Шоу станет моей матерью.

– Мать и дитя связаны совершенно особой связью, – вещал доктор Шоу через воду. Эта болтовня на материнскую тему отчего-то напомнила мою бабку. Я представила, как она застала бы нас с доктором Шоу. «Это не то, что ты думаешь, бабушка, – объясняла бы я. – Я зародыш, а он – моя мама». Бабка отреагировала бы стандартно: отвисшая челюсть и судорожно впившиеся в сумочку пальцы. От непрошеного бабкиного появления я чуть не ушла под воду.

– Моя малышка очень активна сегодня вечером, – заметил доктор Шоу. – Она машет ручками внутри меня.

Он бы тоже замахал ручонками, будь она его бабкой. Я мгновенно снова стала собой – толстой Долорес, мокнущей в хлорке.

– Возможно, нужно поставить музыку, чтобы успокоить мою детку.

Настала очередь магнитофона. Я немного повернула голову, выставив одно ухо из воды, и смотрела, как он распутывает удлинители, втыкая один в другой, пока последний кабель не достал до дальней розетки.

– Пожалуй, Дворжака. Или, возможно, Моцарта.

Мама называла такую музыку «возвышенной». Ее собственные музыкальные вкусы ограничивались «Инк спотс» и Терезой Брюэр.

– Музыка успокоит свирепую грудь [21], – объявил доктор Шоу и присел, чтобы что-то там куда-то подсоединить и врубить ток.

Я попыталась визуализировать свирепые груди, когда услышала шипение. Доктор Шоу стоял на коленях, дергаясь и извиваясь. Затем он свернулся, улегся на бок и замер.

Я выбралась на бортик и побежала, мокрая, мимо вольтовой дуги и треска удлинителя, который упал в содеянную мною лужу. Если доктор Шоу умер, его убила я.

Намотав на руку фуфайку и джинсы, я дернула за шнур так, что вилка вылетела из розетки. Затем я медленно и осторожно приблизилась к лежавшему доктору Шоу – с меня все еще капала вода. Руки сами вцепились в складки по обе стороны моего лица.

– Доктор Шоу? Доктор Шоу! – Я превратила его имя в вопль.

Опустившись на четвереньки, я похлопала его по щекам. Сперва, можно сказать, коснулась, потом шлепнула сильнее и, наконец, дала полновесную пощечину, которая наверняка обожгла кожу и вернула его к жизни.

Доктор заморгал.

– Вы в порядке? – спросила я.

Он смотрел на меня, будто припоминая, кто я, затем взял меня за руку. Я помогла ему встать и отвела к бетонным трибунам.

Перед нами дрожала вода бассейна. Мы сидели, держась за руки. Я все еще была голой и мокрой. Дрожь пронзила воздух между нами, как электричество.

Доктор Шоу стал первым родителем, который меня не покинул.

Вернее, первым родителем, который меня покинул, но затем вернулся из мертвых. Едва не ставший смертельным электрошок повалил последние барьеры и действительно сделал его моей матерью. Со своего кресла я провела доктора Шоу по всем перипетиям незадавшегося брака моих мамы и отца. С края бассейна он провел меня – уже в купальнике – через мои внутриутробную и младенческую стадии.

– Моя маленькая гуппи, – нежно называл он меня, когда я плавала под его гордым материнским взглядом. Мы встречались с ним ежедневно.