Дмитрий Липскеров - Осени не будет никогда

— Вы что?!. — прошипел он. — Я полковник фээсбэ…

— Да хоть Моссада! — рыкнул армянин, дав грузину ногой в лоб.

Теперь арестованный лежал на спине, но сознание не терял.

Крепкий, подумал Журов, и зачем-то вспомнил лысого.

— К себе возьмешь? — поинтересовался армянин, когда Зурика упаковали по полной программе.

— Тебе-то он на хрен нужен! — ответил товарищ.

— О'кей! Мы тебе его закинем по дороге! Бумаги потом дошлешь! — и уже в отделе: — Смотри, осторожнее!

Грузина отнесли в камеру, где наложили на ключицу гипс. Дали полежать в темноте до следующего утра…

Душко пришел в себя и почему-то заплакал. Вероятно, так наркоз отходил.

Сашенька тоже хотела было заплакать, но не получилось.

Странно, она вновь испытывала смену настроения. Совершенно не понимала, кто ей этот мальчишка, о котором она так серьезно позаботилась, что свою жизнь на карту поставила. Никакого чувства в груди не было, даже жалости к Душко, как к пациенту, она не испытывала. Чужой человек, и точка.

«Что же со мной было эти четыре дня? — рылась Сашенька в своих мозгах в поисках ответа. — Почему меня кидает из края в край из-за этого парня? — она мыслила сейчас, как психиатр. — Секс? Бывало и лучше… Что же?..»

Незаметно она задремала, а поскольку палата была отдельная, ее пару часов не трогали. Она сама проснулась с неожиданным ответом в голове.

Он меня возбуждает тем, что подтягивается по двести раз!

Это честное открытие, как током шибануло! Она — дочка тонкого, романтического литературоведа, психиатр, почти кандидат наук, прочитала тысячи книг про возвышенное чувство, она, Сашенька Бове, подвисла на простом визуальном физическом действии, которое возбуждает ее до крайности. И не надо ей красивых баллад, умных мыслей, томных нашептываний в ухо — пару раз парень подтянулся, и она готова на все.

Вот и сейчас, представив Душко на перекладине, она захотела поменять белье на свежее.

«Животное!» — дала себе оценку Сашенька.

Но почему-то она была довольна этой характеристикой, спокойно расставаясь с юношеской иллюзией, что ей нужен мужчина, похожий на папу. Здесь она сразу вспомнила мать и решила навестить ее, как только кончится весь этот кошмар. Что там родительница говорила о муже и о любовнике?..

А еще Сашенька подумала, что выйдет замуж за Зурика, а Душко будет подтягиваться, подтягиваться, подтягиваться…

Она летела, вспоминая Коровкина. Как ей казалось, в небеса летела. Большая крыса, машущая лапами, как если бы она была птицей.

Но ей не суждено было упасть. Огромная ворона, или еще какая другая птица подхватила ее когтями за шкуру и понесла куда-то добычу.

Ну и Бог со мною, думала Мятникова, обозревая окрестности. Пусть я стану сытным обедом для вороньей семьи… На мгновение Лиле показалось, что она увидела в окне того художника, родом из детства, дарившего ей заграничные конфетки, но птица летела быстро, мелькало солнце в окнах домов, какие-то люди внизу указывали пальцем в небо, и мальчишка со злобным лицом натягивал резинку рогатки… Камень просвистел в каких-то сантиметрах… А потом птица осторожно приземлилась на вершину старого тополя, в гнездо, где орали пять голодных птенцов.

Что делать с такой здоровой крысой, птенцы не знали, а потому их мамаша ткнула Мятникову клювом прямо в крысиное темечко, подарив Лиле ошеломляющую боль. Животное не потеряло сознания, а потому ворона, почему-то с загнутым, как у орла клювом, решила нанести повторный, разящий удар, подняла голову, выгнув шею до предела, и обрушила свой клюв, словно нож…

Но здесь произошло странное. Неожиданно для себя крыса Мятникова продемонстрировала необычайную ловкость. Увернулась от удара, подпрыгнула, вцепилась хищнику в горло и в одно мгновение отгрызла птице голову. Из обезглавленного туловища брызнуло кровью, вкус которой так понравился Лиле, что она с наслаждением стала лакать, быстро двигая язычком, а потом сама не заметила, как съела птицу целиком.

Орали голодные птенцы, которых Мятникова в течение получаса сожрала всех пятерых, думая, что без матери они все равно не жильцы. Чистя морду от перьев, она не испытывала угрызений совести по поводу того, что уничтожила целое птичье семейство. Подумала о естественном отборе и о том, что хищница-мать первая напала на нее.

Потом Лиля несколько часов пролежала, греясь в лучах солнышка, и, сама того не замечая, грызла ветку за веткой, из которых было свито гнездо…