Антон Уткин - Тридевять земель

– Ныне время-то какое – и не приищешь, – сказал ему Терентий Скакунов. – Кто подходящие-то, те уж на фронте, а осталась-то одна неторопь.

Тогда Сергей Леонидович, поглощенный должностью, просто сдал почти всю пахотную землю в аренду крестьянам по одиннадцати рублей за десятину, что было ниже средней цены по губернии, чем вызвал неудовольствие уездного предводителя Николая Сергеевича Волконского и некоторых других землевладельцев, и даже однажды имел с князем по этому поводу неприятный разговор. Дед Сергея Леонидовича, поселившийся после Восточной войны в Соловьёвке, имел неудовольствия с отцом старого князя из-за того, что два года после эмансипации состоял мировым посредником и судил всё больше в пользу крестьян.

– Ронять цены, – строго молвил князь, – это ронять достоинство целого сословия.

– Какое теперь сословие, – только и вздохнул Сергей Леонидович. – Раньше-то, отец рассказывал, на уездное собрание по ста человек съезжались, а нынче что же: от силы десятка два, да и те с доверенностями.

– Так – уступка за уступкой, – недовольно заметил князь, – они овладеют нами. А между тем, молодой человек, на нас лежит священная обязанность обеспечить наши семейства и наше потомство.

– Male cepit, male dilabuntur (Злом приобретенное во зле погибает), – возразил Сергей Леонидович. Потомства у него не было, и он слегка покраснел, истолковав слова князя как тонкую издёвку. – Дело ли, когда полтора процента населения владеют третью всей земли? Чем же мы надеемся удержать её? Штыками, казачьими нагайками? Христиане мы или нет? Храмы у нас для чего стоят, для чего благовестят? Или слова Отцов церкви ничего уже не значат для нас? Василий Великий сказал: "Любящий ближнего как самого себя имеет не больше, чем ближний".

Князь, потирая левой рукой безупречно выбритый подбородок, молча взирал на Сергея Леонидовича из-под насупленных бровей. Сергей Леонидович нервничал и вертел головой, стёкла его очков то и дело ловили солнечный отблеск, и это неимоверно раздражало князя. "Точно филин", – с неприязнью думал он, двигая тонкими малокровными губами.

– Одному помещику, – и ваше сиятельство прекрасно знает, о ком я говорю, – опять блеснул очками Сергей Леонидович, – соседние крестьяне обрабатывают сорок десятин за одно лишь право пользоваться водопоем. Помещик заявляет в собрании, что это ложь и что крестьяне обрабатывают не сорок, а только тридцать десятин. Однако если даже это и так, что совершенно очевидно, что обработка хотя бы и тридцати десятин и право пользования водопоем – ценности далекие от равенства. Но что оказывается на самом деле? Десятины, обрабатываемые крестьянами – десятины сороковые, то есть по три тысячи двести сажен, а тридцать сороковых десятин равны сорока казённым. Скорее мы придем к революции, – возразил Сергей Леонидович, – если станем поощрять и дальше подобные непомерные аппетиты.

Расставшись с князем, Сергей Леонидович переживал сильное расстройство. Он вовсе не боялся женщин, однако считал себя непривлекательным, и пребывал в заблуждении, что смирился со своей долей. Никогда – ни в гимназии, ни в университете – не принимал он участие в балах. В то время как товарищи его, подобно красавцу Пете Урляпову, можно сказать, блистали, как молодые львы, Сергей Леонидович тихонько посиживал в уголку, от нечего делать спрягая латинские глаголы.

Покачиваясь в своей двуколке, он смотрел в сумеречные поля, и мало-помалу грусть овладела им. Добравшись домой уже затемно, он отворил Павлушин кабинет, устроился в кресле и стал смотреть сквозь окно в зачарованный сад.

Глухо, неохотно, словно из последних сил, подавали голоса последние кукушки. Над лугами собрался призрачный туман, обещая назавтра сухой безоблачный день.

И он опять ощутил всем своим существом то волшебное чувство причастности к непостижимой тайне жизни, которое, как родительская ласка, согревает душу и возвышает дух. Но вместе с тем его охватило утомление от тяжёлого дня. Он перебрался на диван, положил голову на валик и продолжал смотреть в ночь, пока незаметно для себя не погрузился в тихий, покойный сон.

Его разбудила иволга. Он перелетала с ветки на ветку под окнами кабинета, и своим стеклянным голосом словно приглашала поскорей сбросить сон и насладиться утром. Луга, покрытые росою, блестели под первыми лучами солнца. Туман летучей дымкой сходил с травы и растворялся в золотистом воздухе.

Осенью 1914 года губерния собрала изрядное количество тёплых вещей, валенок, рукавиц и романовских полушубков, и Сергей Леонидович, в качестве члена уездного комитета Земского союза уполномочен был в составе специальной делегации сопроводить груз в Галицию. В начале ноября царский поезд следовал через Рязань, и Иван Иванович Кульберг по должности отправился туда. Дождавшись обратно Кульберга, Сергей Леонидович тронулся в путь, добрался до Львова, где и передал посильное воспомоществование своей губернии в квартирмейстерскую часть 3-й армии. Генерал-квартирмейстер, однако, выразил пожелание, чтобы Сергей Леонидович лично сопроводил часть привезенного в штаб дивизии, ибо, по его словам, вид бодрого распорядительного тылового деятеля благотворно действует на воинский дух как офицеров, так и нижних чинов.