Антон Уткин - Тридевять земель

– Ну так что? – спросил Нарольский после долгого молчания.

Приготовления не отняли много времени. Достали лист бумаги, нанесли на него алфавит, прописав его по окружности, а в центр поместили тарелку с четырьмя сургучными пятнышками, расположенными крестообразно.

– Чей же дух мы будем вызывать? – поинтересовалась у мужа Екатерина Васильевна.

Александр Павлович задумался и стал жевать губами. У всех здесь были умершие родственники.

– Знаете что, – сказал вдруг он, – а что, если мы попробуем поговорить с… Балмашёвым?

– Это с тем, кто убил Сипягина? – уточнила Екатерина Васильевна.

От такого предложения Сергея Леонидовича пробрала дрожь.

Стало так тихо, что было слышно, как тикают часы в жилетном кармане Александра Павловича.

Внезапно, хотя все будто бы и ожидали этого, тарелка двинулась и остановилась, сургучные пятнышки указали на буквы. Все озадаченно переглянулись. Погодя немного тарелка опять двинулась, приближаясь пятнышками то к той, то к другой букве, останавливаясь каждый раз, и таким образом составлялись слова.

– Боже мой, Криницкая! – воскликнул Сергей Леонидович. – Но это же смешно! Вы видели, – совершенно бесцеремонно тормошил он Александра Павловича, – тарелка написала "Криницкая"? Нет, вздор, не может быть, – сказал Сергей Леонидович уже сам себе.

– Кто это – Криницкая? – спросила Екатерина Васильевна.

– Жена секретаря земской управы нашего уезда.

– Но отчего вы полагаете, что ответ неверен? – спросил и Александр Павлович.

– Да оттого, – сказал Сергей Леонидович, – что эта женщина не создана для подобных дел. У неё на уме одни наряды, платья и развлечения.

– Да, – возразила Екатерина Васильевна, – но тарелка-то двигалась.

– Если она и двигается, – сказал Сергей Леонидович, – то этот кто-то просто забавляется с нами.

– Ну давайте спросим ещё что-нибудь, – предложил Александр Павлович, – что-нибудь такое, что было бы известно кому-нибудь из нас наверное.

– Скажите, когда застрелился мой брат? – громко, пугаясь собственного голоса, произнёс Сергей Леонидович.

Тарелка помедлила, потом всё-таки указала дату. Сергей Леонидович вздрогнул.

– Это правда, – помрачнев, сказал он.

– А давайте-ка узнаем, – игриво предложила Екатерина Васильевна, – век ли нашему Сергею Леонидовичу в холостяках ходить?

После вопроса тарелка двинулась, но если с первой буквой было все ясно, то следующая вызывала сомнения. Сургучное пятнышко останавливалось на пустом поле, как будто дух Балмашёва, если, конечно, это был всё-таки он, колебался, не зная, что выбрать: "м" или "н".

– Погодите, – какая буква вторая? – спросил Александр Павлович, подвигая лампу ближе к тарелке.

– Эм? – неуверенно предположил Сергей Леонидович.

Они стали приглядываться.

– Да нет же, – возразила Екатерина Васильевна. – "н".

– Что же получается?

– Снегурочка, – сказала Екатерина Васильевна и посмотрела на Сергея Леонидовича со значением, словно разгадала наконец его тайну.

Спросили опять, и опять тарелка начертало имя "Снегурочка", и опять споткнулась на второй букве.

– Н-да, – промолвил Александр Павлович, подперев кулаком подбородок. – Загадочно.

Екатерина Васильевна озорно глянула на Сергея Леонидовича.

Пока происходило осмысление полученного ответа и строились разного рода догадки о его скрытом смысле, не сразу заметили, что тарелка уже без всяких вопросов продолжает своё движение. Сургучные пятнышки безостановочно останавливались на буквах "с", "м", "е", "р", "т" и одно из них указывало на мягкий знак.

Екатерина Васильевна вскрикнула. Даже в полумраке Сергей Леонидович разглядел, как побелело ее лицо. В чертах его больше не было той жгучей, насмешливой страсти, опрокидывающей душу; глаза-стилеты больше не бросали губительные молнии, сжигающие сердца в пепел.

А тарелка все продолжала скользить по белому листу бумаги, как заведенная, и все слагало и слагало слово "смерть".

Жанну затянули её труды, и порой она даже ощущала азарт. Помимо безусловных адептов высказываемых ей суждений находилось, конечно, и немалое число противников. Ей писали, что вся цепь событий, берущая начало на Киевском майдане, преследует лишь одну цель, а именно сохранение личной власти одного-единственного человека, что с истинными интересами русского народа это никак не связано, что об этих интересах надо было думать ещё в 1992 году, когда русских резали в Чечне и в Средней Азии, что борьбу за национальные интересы надо было начинать тогда, когда бомбили Белград, или тогда, когда гибла подводная лодка «Курск». Да, тогда материальных сил было гораздо меньше, но правда была на нашей стороне, а правда, писали ей, способна творить чудеса.