Рассказ сторожа произвел впечатление на Сергея Леонидовича, и в особенности убедили и растрогали его неожиданные слезы этого рассудительного пожилого человека. Сергей Леонидович постарался и своей памяти отыскать что-либо подобное, но вспомнилось только, как в детстве боялся темноты и, когда его укладывали спать, просил Александру Николаевну не уходить сразу и посидеть с ним, да подумал ещё, что с тем, кто не верит в чудеса, они и не случаются.
– Как же он неправду попускает, яко благ и человеколюбец? – всё же наконец проговорил он тихо и печально.
– А по грехам-то нашим, батюшка! – горячо зашептал Ивлей Пахомович, будто только и ждал этого вопрошания.
– Ну вот у вас-то, Пахомыч, какие грехи?
Ивлей удивлённо вскинул глаза на Сергея Леонидовича.
– Значит, есть, – убежденно отвечал он. – Как же не быть им? Человек ить я, не скотинка. Это скотинка безвинно терпит. Вот иду на службу давеча – ломовики, поганцы. Пудов семьдесят на неё нагрузил. Это же и при сухом пути тяжко, а ныне-то развезло дороги как, ноги не вытянешь, а то сапог оставишь. И вот бедная в яму попала – ну куда ж ей вывезти? А этот и лупит её, и лупит – детина здоровенный. Устыдил я его, а он мне: "Че ей соделаица – неразумная тварь". – Ивлей только махнул рукой.
– Опять же сказать, урядник знакомый говорил, в Ряжске-то полна коробочка, и не то чтобы по напраслине какой. И всё-то одно и то же: тот свечной ящик в церкви сломал, девятнадцать рублей денег взял да полбутылки красного вина, тут же и выпил, этот костыли на чугунке подёргал, тут солдатка с любовником сошлась, а муж вернулся со службы, так в бане его квасом с мышьяком отравила. А то повесили в том году троих: ночью в дом забрались к одному, сто рублёв денег взяли. А дочь его кузнечными клещами убили. И все парни молодые – старшому и двадцатцати четырёх нет… Прямо озверение на людей нашло, не помнят Бога. Что ты будешь делать? Вот и получается, что без строгости нельзя, надо нас, дураков, учить, – без учёбы вишь что стало!
* * *
В Соловьёвку Сергей Леонидович вернулся поздно. У Гапы свет не горел, и Сергей Леонидович встретил это обстоятельство с облегчением.
– Ты-то хоть не дури, – бросил он Игнату и прямо пошёл к себе, зажёг лампу и возрастающий огонь плавно вывел из мрака стопку исписанных листов. Чтобы собраться с мыслями, он поднял верхний лист, перевернул его и прочёл: "Безрассудный! То, что ты сеешь, не оживёт, если не умрёт", – положил его обратно, прошёлся по комнате туда-сюда, пару секунд полюбовался оранжевым гребнем огня в стеклянной колбе, присел наконец к столу и вывел твёрдой рукой: "Другая сторона чести – это благородство. Благородство в буквальном значении – это факт рождения от таких родителей, которые имеют свою "часть" в общем и тем самым обладают всей широтой прав, предлагаемых данным обществом. Для полноправия требовалось рождение "свободное", "сведомое", то есть всем известное и такое, которое с трудом бы могло быть поставлено под сомнение. (Ср. наше – «знать»). Ведь отчество – это честь по отцу. В наше время бастард уже не поражается в правах, но должно разуметь такой период в прошлом, когда именно неявное происхождение лишало части, доли. Вот почему в тех малороссийских песнях, которые приводит Потебня, уже не мифологическое существо или состояние природы в момент обретения доли выступают поручителем наличия или отсутствия её, а ответственность за это прямо возлагается на саму мать: "Уродила мене мати в зеленой дуброве, та не дала мени ни щастя ни доли, тильки дала стан тоненький, та чорные брови", или: "Сама не знаю, чом доленьки не маю: прокляла мене мати малою дитиною" и т. д. Пояснение находим у Эйке: "Говорят, что никакой ребёнок для своей матери не может быть рождённым не по праву: это не так. Женщина может иметь правомерного ребёнка, свободно рождённого, крепостного и рождённого не по праву". "Если свободная шеффенского сословия женщина возьмёт в мужья биргельда или ландзасса и будет иметь от него детей, то они не будут равного с ней происхождения по возмещению и вергельду". Законнорожденный и свободнорожденный ребёнок сохраняет военный щит и получает наследство отца, а также и матери, если он равного с ней происхождения или высшего.
Несколько мест из Рязанской Кормчей хранят отзвук этого раннего словоупотребления. Здесь "благородный" и "свободный" употреблены в отношении к правильному браку если и не в качестве синонимов, то во всяком случае поставлены рядом: " и браку яко же свободных и благородных бывати" (КР 1284, 315 г). Думается, что выражение "честной муж" куда более древнее, нежели "честной крест", хотя словосочетания "отецкий сын", "отецкая дочь" всего лишь указывают на тот способ, каким муж изначально становился "честным". Добропорядочность как набор нравственных качеств прочно связывается в людском сознании с правильным происхождением. Для автора "Саксонского зерцала" честь и права суть одно и то же (sin echt und sin recht). Честь – неотъемлемое условие равноправия. Лишение права ведет к лишению чести, и наоборот. Кого осуждает суд, тот становится обесчещенным (erenlos) и лишенным прав (rechtelos). Немецкое слово die Ehre (eyde, eide), должное означать честь, почёт, почесть, имеет и значение "невинность", точно так же как в русском языке честность образовано от слова честь. Автор "Саксонского зерцала" называет свободнорожденного аdel (eidel) kint.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу