Антон Уткин - Тридевять земель

Двадцать две тысячи русских героев сложили свои головы на полях Лейпцига. На чужой земле, вдали от Родины, нашли они себе вечный покой. Давно истлели их тела, сравнялись с землей высокия могилы, выветрились кресты на них. Пора было подумать русским людям о достойном памятнике братьям своим, за свободу народов, за славу Отчизны отдавшим жизни свои!

И вот с Высочайшаго соизволения, под почётным председательством Августейшаго Брата Государева, учреждён особый Комитет для сбора пожертвований по всей России и сооружения храма-памятника на костях двадцати двух тысяч русских храбрецов, павших в великой битве народов под Лейпцигом в 1813 году. Немного времени осталось до столетия битвы в октябре 1913 года, когда храм должен будет впервые открыть свои священныя двери. Надо спешить! Надо спешить тем более, что германцы собрали громадные средства и уже двенадцать лет строят там величественный памятник своим павшим братьям; другие народы озабочены тем же. Неужели же мы одни предадим забвению наших героев?

Некогда их, победителей, благословляли освобождённые народы. Ныне мы осеним их останки храмом святым. Да возносится в нём вечная молитва о них к Богу; да напомнит он народам Запада о великой жертве, принесенной Россией для прекращения губительной смуты; да скажет он ещё раз народам: – голос отца Андрея снова пошел на повышение, – "Господь царствует! потому тверда вселенная, не поколеблется! Он будет судить народы по правде"!

Русские добрые люди! Храм-памятник в средоточии Европы, на глазах просвещённых народов, должен отвечать величию подвига героев и славе нашей Отчизны. Для сего нужны немалыя средства. С благословения Святейшаго Синода Высочайше учреждённый Комитет обращается к вам с просьбой о жертве. Сегодня более чем когда-либо побоимся, чтобы, как говорит Святое Писание: "не явился кто либо перед Лицем Господним с пустыми руками, но каждый с даром в руке своей, смотря по благословению Господа Бога твоего, какое Он дал тебе".

Щедро жертвуйте, православные, на святое русское народное дело, и Господь-Щедродатель воздаст вам нескудно милостями своими. Аминь.

Пока звучали эти слова, Сергей Леонидович разглядывал паникадило Ле Дюра. Из головы не шла история, рассказанная намедни доктором Шаховым. Наталья Гобято – единственная на всю губернию вольнопрактикующая женщина врач, устроила в Морозовых Борках на средства свои и отца фельдшерский пункт, организовала аптекарское отделение, где была и асистентом и провизором, в любую погоду выезжала по бездорожью к больным, а когда появился тиф, дни и ночи ходила по избам, свалилась сама и отдала Богу душу.

Крестьяне, внимая отцу Восторгову, изредка перетаптывались с ноги на ногу, кое-кто украдкой вздыхал. Хлеба стали коротки зимой, и по всему выходило, что жертвовать на Храм-памятник было особенно не из чего.

Вторая зима в Соловьёвке оказалась для Сергея Леонидовича не в пример первой – тяжела. Под Юрьев день всю ночь со двора был слышен вой забившихся под сани собак. Сергей Леонидович вспомнил, как когда-то в детстве отец разбудил его среди ночи и на руках поднёс его к окну, чтобы он поглядел сквозь стекло в сад. «Видишь в саду рядом горят две свечки?» «Вижу!» «Это не свечки – это два волчьих глаза – бирюк».

Всё чаще он отлучался из дому в уезд по земским делам, а порою ехал туда и вовсе безо всякого дела. Улицы вдоль домов были засажены рябиной. Схваченные морозом, гроздья её всё же падали с веток и на белом снегу раздавленные ногами прохожих образовывали как бы кровавые пятна.

В собрании пахло кислыми щами и где-то на первом этаже стучали костяные бильярдные шары.

Иногда он забредал в маленькое зальце с нависшими потолками, где проводила свои собрания Городская Дума, и, усевшись на пустые скамьи для публики, бессмысленно взирал, как снуют секретари с синими и жёлтыми папками, как вокруг длинного стола, покрытого зелёным сукном, рассаживаются гласные и ждут, пока не займет председательское место под портретом Николая городской голова. Как-то раз Сергей Леонидович попал на доклад ревизионной комиссии. Доклад затрагивал все больные места городского хозяйства, указывался и выход из "затруднительных обстоятельств". Голова принимал доклад чересчур близко к своему "отеческому" сердцу и во время чтения кипятился, силясь доказать думе свою правоту. Ему возражали, его осаживали, дебаты разошлись горячие, и в зале стоял невообразимый шум расходившихся "отцов". Напрасно звонил председатель, призывая к порядку. Ревизионная комиссия находила, что принадлежащий городу кирпичный завод обходится слишком дорого, а потому предлагала либо продать его, либо сдать в аренду земству.