Нина Воронель - Секрет Сабины Шпильрайн

«Почему евреи?» - я даже задохнулась от обиды, будто меня ударили поддых. «Да чего ты, Линка? - удивилась моей обиде Шурка. - Что тут обидного? Если очень спешили, значит евреи. Или ты не слышала, что немцы убивают всех евреев без разбора?» - «Я слышала, но не верю». «И напрасно не веришь. Лучше бы верила и уговорила свою Сабину уехать, пока не поздно» - «Я боюсь, уже поздно» - «Никогда не поздно, пока не убили», - мудро завершила Шурка, выкатила коляску на улицу и мы помчались к макаронному заводу.

Оказалось, что все же иногда бывает поздно даже в таком простом деле, как макароны. К нашему приходу все макароны уже растащили, и склады стояли пустые, зияя распахнутыми воротами. «Не может быть, чтобы ничегошеньки не осталось, - заупрямилась Шурка. – Давай порыщем-поищем».

Я спорить не стала, я уже поняла, что Шурка будет искать хоть до утра, но с пустыми руками домой не вернется. Мы заглядывали во все углы, мы ползали по всем цехам и конторам, мы осматривали умывалки и уборные, и нашли таки целый ящик макарон, затиснутый в уборной за толчок. Видно, кто-то из рабочих спрятал его заранее, а забрать не смог – или не захотел: какой был смысл уносить один жалкий ящик, когда открыли склады?

Шурка ликовала: «Как там в песне поется? Кто ищет, тот всегда найдет!» И мы отправились в обратный путь с ящиком в коляске, распевая на два фальшивых голоса: «Кто весел, тот смеется, кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет!» Рената бы наше пение не одобрила, но нам было плевать на Ренату - мы обыграли врага и везли в коляске свой маленький выигрыш.

Однако долго петь и радоваться нам не пришлось. На углу Московской нам преградили дорогу два парня в ватниках, у одного через плечо висела винтовка. «Вы что тут везете, гражданочки?» - спросил тот, что без ружья. «А вы кто такие, чтобы вопросы задавать?» - дерзко огрызнулась Шурка. «Мы - гражданская оборона. Охраняем город от разбоя и грабежей», - ответил тот, что с винтовкой.

Шурка смело толкнула коляску прямо на него: «Что ж, валяйте, охраняйте! А мы пойдем», - но номер не прошел - он схватил ручку коляски своей грубой лапой: «Никуда вы не пойдете, пока я не проверю, что у вас в коробке. А ну, посмотри, что там, Степанов».

Степанов вытащил из кармана складной нож и одним ударом пропорол картон – из дыры выскочила горсть макарон и рассыпалась по асфальту. «Интересная картина! - протянул тот, что с винтовкой, - две приличные девушки украли макароны с фабрики. Придется их задержать». У меня сердце замерло и покатилось куда-то под ребра. «А может, отпустим их, товарищ Петров? Макароны конфискуем и отпустим, а? – неуверенно попросил Степанов. - Уж больно молоды, глянь на эту, совсем ребенок». - «Пожалуй, можно и отпустить, - неохотно согласился Петров, - но чтоб знали, что это последний раз. А ну, дуйте отсюда, пока никто другой вас не засек!»

Я помчалась было вверх по переулку, но Шурка была не из тех, что сразу сдаются. «Я только коляску свою забрать хочу. - Страха она не знала. - А то в чем я своего младшего братика возить буду?» - «Бери свою коляску и дуй отсюда», - махнул рукой Петров, пока Степанов вытряхивал макароны из коляски, и Шурка помчалась за мной, толкая перед собой коляску.

На углу Шаумяна мы остановились, еле переводя дыхание, и оглянулись – Петрова и Степанова и след простыл. «Вот гады, дезертиры проклятые, чтоб они подавились нашими макаронами!» - выругалась Шурка. «Так они не из гражданской обороны?» - «Нет, Линка, тебя еще учить и учить! Какая на хер гражданская оборона, когда немцы, считай, уже тут? Ты хоть одного мильтона сегодня на улице видела?» Я подумала и призналась, что нет, не видела. А раньше их было как собак нерезаных, на каждом углу. «А почему их нет? Потому что все сбежали. Все, кто мог. Все, кроме нас с тобой».

И мы поплелись домой, совсем не такие веселые, как в начале дня, когда мы бежали за макаронами.

К утру пушки перестали стрелять, и Сабина вспомнила, что у нас не осталось ни кусочка хлеба. Она попросила меня сбегать за хлебом, и я обрадовалась, что есть предлог выйти из дому – уж очень тоскливо было сидеть в четырех стенах. Но радость моя была недолгой: бакалейного магазинчика за углом, где мы покупали хлеб, больше не было: его разгромили, разбили окна и выдрали из стен все полки. Я сдержалась, чтобы не заплакать, и направилась домой.

Когда я завернула за угол, меня догнала Шурка с большой сумкой в руках. Как ни странно, она выглядела веселой и даже счастливой. Обогнав меня, она шмякнула сумку на асфальт для передышки: «Тяжелая, зараза!», и обратилась ко мне почти по-дружески: «А ты, небось, зеваешь, Линка? Ведь вокруг столько добра брошено – бери, не хочу!» «Какого добра?» - не поняла я. «А ты глянь! - Шурка расстегнула сумку, - видишь, какого?» Сумка была битком набита коробками, коробочками и шкатулками, поверх которых уместился мраморный набор для письменного стола и фарфоровый кофейный сервиз, вроде разбитого нашего.