Большинство современников так описывали внешность Лермонтова: маленького роста, коренастый, широкий в плечах, в шинели, которая ему не по размеру, с большой головой и седой прядью в черных волосах. В юнкерской школе он сломал ногу и потом прихрамывал. Один из мемуаристов отмечал, что из-за какой-то врожденной болезни лицо Лермонтова иногда покрывалось пятнами и меняло цвет. Впрочем, есть и упоминания о том, что Лермонтов обладал почти богатырским здоровьем и силой: гнул и завязывал в узел шомпола.
***
«Засыпал под крик шакалов»
В феврале 1837 был отдан высочайший приказ о переводе Лермонтова прапорщиком в Нижегородский драгунский полк на Кавказ. В марте он выехал через Москву. Простудившись в дороге, был оставлен для лечения (в Ставрополе, Пятигорске, Кисловодске. По пути следования в полк он «изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами, ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов…», В 1837 году Лермонтов записывает народную сказку об Ашик-Керибе («Ашик-Кериб»), стремясь передать колорит восточной речи и психологию «турецкого» сказителя. Народный характер поэт раскрыл в «Дарах Терека», «Казачьей колыбельной песне», «Беглеце». В Пятигорске и Ставрополе он встречается с Белинским, доктором Н. В. Майером (прототип доктора Вернера в «Княжне Мери»); близко сходится с А. И. Одоевским («Памяти А. И. Одоевского», 1830).
Во время ссылки раскрылось художественное дарование Лермонтова, с детства увлекавшегося живописью. Ему принадлежат акварели, картины маслом, рисунки, пейзажи, жанровые сцены, портреты и карикатуры. Лучшие из них связаны с Кавказом. Кавказская ссылка была сокращена хлопотами бабушки через А.X. Бенкендорфа. В октябре 1837 был отдан приказ о переводе Лермонтова в Гродненский гусарский (в Новгородской губернии), а затем в Лейб-гвардии Гусарский полк, стоявший в Царском Селе. Во 2-й половине января 1838 года Лермонтов возвращается в Петербург.
1838— 1841 – годы его литературной славы.
***
Загадочность Печорина.
Лермонтов вскрыл трагическую двойственность человека после декабристской мертвой поры, его силу и слабость. Гордое и пассивное неприятие николаевского строя порождало жестокое одиночество, а расплатой являлось душевное ожесточение индивидуалиста.
В этом – изумительная жизненность образа Печорина, его загадочная привлекательность. Белинский недаром сказал, что в самих пороках его проблескивает что – то великое.
Да, герой не склоняется перед жестокой подлостью времени, во имя ненависти к этой жизни он жертвует всем – своими чувствами, своей потребностью любви. В одиноком бунте – крах человека, его неминуемое обездушивание. Лермонтов этого понимал, но иного не желал.
Герцен говорил, что был нужен особый закал, чтобы вынести воздух мрачной николаевской эпохи, надо было ненавидеть из любви, презирать из гуманности, уметь высоко держать голову, имея цепи на руках и ногах.
Тема социального неравенства, тема нищеты, тем оскорбленного человеческого достоинства, жгучая и благороднейшая тема русской литературы с неотразимой силой предстала в Лермонтове. Какую силу самоотрицания, самоотречения от наслаждения жизнью вложил художник в образ Печорина. Столько личного, столько пылкой внутренней симпатии (хотя, очевидно не просматриваемой в романе)! Столько гордого неприятия действительности.
Описание петербургских трущоб, мира нищеты, с которым художник столкнул Печорина (роман «Княгиня Лиговская»), с жалкой чиновной «гостиной», украшенной «единственным столом, покрытым клеенкой, перед которым стоял старый диван и три стула» – все настолько глубоко врезалось в моральное сознание Толстого, что многое он перенял и вложил в описание нравственных мук Нехлюдова.
Характерно, что важнейший мотив романа – уязвленное самолюбие необеспеченного человека – есть и в автобиографическом образе самого Лермонтова, нарисованном пристрастной мемуаристской Екатериной Сушковой (его страстной любви). Добившись от Екатерины признания в любви, зная, что ее руки домогается домогается богатый и влиятельный полковник Лопухин, Лермонтов спрашивал: « Но, однако ж, обдумайте все хорошо, не пожалеете ли вы когда – нибудь о Лопухине? Он – добр, я – зол, он богат – я беден; я не прощу вам ни сожаления, ни сравнения, а теперь еще время не ушло»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу