Михаил Евстафьев - В двух шагах от рая

…«у нас чай в столовой никогда так не заваривают, жидок сплошной,

какого цвета моча при желтухе становится – чифирь прямо-таки… ",

говорил Моргульцев, который сам переболел гепатитом…

– Да мы еще в «заразке» квасили. И ничего!

…переболел желтухой, а пьет почти каждый день… всех зацепил

Афган… каждому свое досталось…

– Одно дело гепатит, и совсем иное – ранение!

– Да брось ты… и желтуха проходит, и раны заживают.

– Женька! Ты не понимаешь меня! Я серьезно, мне кажется, я медленно схожу с ума от этой боли! Я готов умереть, я не боюсь смерти, лишь бы не нашло безумие! Иногда я начинаю верить, что вовсе не вернулся с той войны… Иногда от боли настолько дурею, что перестаю понимать, где я, и что со мной творится! Иногда вижу себя в госпитале, иногда лежащим под тем хребтом, где нас накрыли духи, иногда Лена снится мне и Настюшка… Я тебе скажу, что, вот мы здесь с тобой сидим, а мне порой кажется, что это сон, что не может этого быть, потому что умер я давно, погиб, ранение смертельное было, а никаких госпиталей и никакого возвращения домой не было!

…Действительно. Началось это давно. Представилось однажды, что повторяющиеся в ночном сознании события – будни в кабульском полку, афганские пейзажи, горы, и особенно последний бой, – вовсе не сновидения, и что, напротив, тот день, когда они поехали на охоту, и гуляли в лесу, и Настюша провалилась в лужу, но не сказала папе, только позже призналась, когда шли к машине, и он спросил ее, почему она так странно шагает, сказала Настюша, что в ботинках «немного сыло», а ботинки просто все были полны воды, хлюпали так, что ужас, – весь день тот мог запросто привидеться ему во сне…

…точно! в последнюю ночь перед ранением, в горах… значит, я до

сих пор в Афгане… балансирую между жизнью и смертью?..

– А что Ленка-то уехала?

– Семейные неурядицы.

– Она про осколок знает?

– Рассказал.

– Что говорит?

– Ничего не говорит, жалеет.

– Это они, бля, мастерицы. Поплакать, поныть, поворчать! Все кишки вытянут!

– Лена не такая, – встал на защиту Олег.

– Что значит: не такая?

– Она никогда не ноет.

– А чего ж ты ее выгнал?

– Поругались. Из-за квартиры. Требовала, чтобы я к Богданову шел, рапорт еще один написал. Какой теперь на … рапорт? Пинком под зад, а не квартиру.

– Сложная ситуация.

Они склонились над незамысловатой закуской, курили, тыкали бычки в консервную банку с остатками жира.

…что если уехать из этой страны?..

Он повторил эту идею вслух.

– А что? Всей семьей соберемся и уедем! Уезжают же некоторые, в Америку, например.

– Дурак ты, Шарагин! Это же только евреев выпускают! А кто тебя выпустит из страны?! Да и куда ты денешься без ВДВ! Кому ты на … нужен?! Устройство парашюта иностранной разведке и без тебя давно известно.

– В общем-то ты прав, конечно, пусть хоть в штабе, но только бы не гнали из вооруженных сил.

– Че ты заладил? Никто тебя не выгонит.

– Времена меняются.

– Тут ты прав, конечно. Нашему брату офицеру эти перестройки ни к селу, ни к городу.

…мы созданы для того, чтобы воевать, а враг всегда будет…

– Враг всегда будет, Женька! – взбодрился Олег. – И коли снова война – и меня призовут, тут-то не боись! – как он сразу воодушевился! – Так что если уж и суждено увидеть Вашингтон, и зеленую лужайку перед Белым домом, то только из-под купола парашюта!

– Ну. Пока до Америки не долетели, давай-ка что-нибудь поджарим, – заерзал на табуретке Чистяков. – Жрать охота. Картошка есть?

Разложили на полу газету, начистили полкастрюли.

– Знаешь, Женька, мне снилось, что у нас с Леной родился сын. Она всегда хотела двоих детей. Я раньше тоже об этом мечтал. Но все изменилось. Куда теперь второго ребенка! Я не уверен, что нас троих смогу прокормить.

– Прокормишь! – Женька встал к плите. Сливочное масло заскользило по раскаляющейся сковородке. – Сейчас бы сальцу! – Женька ловко строгал ломтики картошки.

– Легко сказать. Даже помню, что имя ему дал – Александр. Мне снилось, что лежу я на кровати, а он ползает рядом, пухленький, смешной, с родинкой на спине. – Закурил. – Если будет сын, непременно отдам его в суворовское! Пусть закончит, а там сам решит – оставаться служить или нет. А потом резануло: как мог родиться сын, если я умер. Дело в том, что мне чуть раньше снилось, что я умер. В Афгане погиб!

– Мне тоже бред всякий снится. – Женька поворошил ножом картошку, сел за стол: – Наливай!