Михаил Евстафьев - В двух шагах от рая

учинят? прокуроров не хватит…

«В самом начале жизненного пути человек делает выбор, через мысли, поступки, решения. Иными словами, мы как бы подсознательно знаем, насколько мы плохи или хороши, и куда уйдем после – на небо или в преисподнею…»

…пьяный, наверное был, когда говорил ему это… а он все

записывал, по ночам записывал… и хорошо, что записывал, рукописи

не горят…

«Горький, по-моему, написал, что в русском человеке живет всегда жажда согрешить, чтобы испугаться и присмиреть. Мы долго говорили об этом с Олегом. О русской душе говорили, о стране нашей. Трудно представить, чтобы было, если б прочел мои записи особист… И я пострадал бы, и Олег, потому что я все время упоминаю его имя. Но этот дневник всегда со мной. Его никто никогда не прочтет…»

«Уйти что ли в монастырь, чтобы молиться там за грехи, что сотворили мы в Афгане?..»

«Все мы, кто был в Афгане, виноваты, грешны. Кто-то убивал, кто-то приказы отдавал, кто-то смолчал, кто-то не помог… кто-то не осудил этот ад, оправдывал его…

Мы не сможем отмыться от тех грехов, привезем мы отсюда домой много зла, и зло это погубит нашу страну… Эта война – начало великой катастрофы… Нельзя после зла просто так взять и вернуться к добру, и человек никогда уже не будет таким же, как раньше…»

«Богданов как-то приехал на заставу. Над въездом – бойница. Духи давно пристреляли это место из „зеленки“, и ставить там солдата небезопасно. Поэтому ротный приказал замотать деревянную чурку одеялом, на палку повесили каску, получилось чучело. Духи стреляли по нему иногда. Богданов подумал, что это настоящий боец, крикнул: „Постовой!“ В ответ – молчание. Он снова крикнул: „Постовой!“. Ноль внимания! Взбешенный, Богданов заорал: „Солдат! Ты, грязная скотина! Поздравляю – ты сапер!“ Комбат подсказал Богданову: „Это же чурка, товарищ подполковник“. – „Я вижу, что это чурка! – закричал Богданов. – Набрали чучмеков на свою голову! Перевести его в саперы!“ Именно он ввел в обращение название: „сапер одноразового использования“, сокращенно – СОИ».

…хороший сапер всегда на вес золота ценился…

«Мусульманин делает что-то, и оглядывается на Бога своего, а русский не оглядывается, грешит и грешит, а когда его господь настигнет, прищучит, он кричит: „Господи! Да за что же мне такое наказание?..“

«Добро – цельно, однозначно, единично. В этой единичности заключается полное содержание этого понятия. Добра не бывает много, оно просто есть, либо его нет. Зло же, напротив, многогранно. Оно рождается незаметно, растет, совершенствуется, делается более изощренным, жутким. От того зло, подчас, трудно сразу увидеть, и от того зло часто бывает сильней добра. Зло проще, доступнее. Бог не отвечает за зло. Бог – это добро. Зло – вне Бога. Бог желал России добра, он не наказывал нас за богоотступничество, мы себя сами наказали, мы выбрали путь страданий, путь Христа».

…эх, Епимахов, Епимахов… глубокая философия на мелких

местах…

«Лет через десять никто про Афганистан и не припомнит… Романтики здесь нет… Ни в одной войне ее нет! Пока мы не расскажем всем правду об этой войне, всю правду, без утайки, мы не освободимся от Афгана, он так и будет преследовать нас».

«Купил матери красивый материал на платье, часы, носки из верблюжьей шерсти, дубленку. Скоро в отпуск. Маки зацвели, целые поля маков видел вчера, когда летели на вертолете. И завтра летим на вертушках в горы…»

Шарагин вернулся в купе. Стемнело. Женщины спали, одна из них посапывала.

…мы не только убивали, и в водке топили тоску и печаль, мы

пытались разобраться, что за странное существо русский человек,

мы искали, как и все предыдущие поколения, ответы на вопросы:

кто виноват? и что делать?..

По перрону, вдоль прибывшего поезда, отталкиваясь зажатыми в руках деревяшками, на квадратной доске с четырьмя подшипниками, передвигался нечесаный, небритый, в оборванном дрянном пиджачке инвалид. Ноги его были отрезаны почти «под корень», и от этого он ростом приходился большинству торопящихся с чемоданами и тюками пассажиров и стоящих на перроне встречающих по пояс, а то и ниже. Он был пьян и улыбался всем подряд.

Шарагин вышел из вагона, опустил на перрон чемодан, сетку с мандаринами.

– Товарищ командир, закурить не найдется? – подкатился на подшипниках инвалид.

…убежал капитан Уральцев от такой участи… а этот нашел в

себе силы не умереть… осталась от него лишь половина, но эта