Ольга Аникина - С начала до конца [сборник]

Все эти лесные красоты для жителя конца восьмидесятых годов прошлого века имели реальное практическое значение. То есть почти всё, что давал лес, можно было собрать и съесть. Ну или заготовить на зиму. Так же как и то, что росло на дачных участках. Сразу, как только в магазинах пропали продукты, клумбы на даче были упразднены, а вырученные квадратные метры засажены картошкой и репой. Сосновый бор теперь кишел людьми, для многих он остался единственной надеждой худо-бедно пережить зиму: с прилавков пропали даже крупы, а за хлебом (булка — двадцать четыре копейки) выстраивались очереди, занимать место в которых нужно было часов с семи утра. Но если у взрослых от всего этого темнело в глазах и волосы вставали дыбом, то мы, дети, гораздо спокойнее и покорнее переносили трудности. Послушно стояли в очередях, с удовольствием хлебали ядрёный суп из концентратов, на целый день вместе со взрослыми уходили в лес как на работу, захватив пару десятилитровых вёдер, чтобы к вечеру вернуться с тарой, груженной доверху ягодами и грибами.

Да, теперь это были совсем не те грибные походы, что при дедушке, из них начисто пропала игра и сказка, но я не видела этого или не хотела видеть. В смешении запахов смолы и корневой сырости была неизменность, которая заставляла меня садиться под деревом на корточки не для того, чтобы добрать очередную горсточку ягод, а чтобы, к примеру, помочь незнакомой букашке забраться на шершавый ствол, подставляя ей под лапки соломинку. Сестра всегда собирала больше меня, её чашки и корзинки наполнялись словно сами собой, а я на её фоне считалась лентяйкой.

Одним таким летом мы с мамой шли со станции по лесу, ещё мокрому после вчерашнего ливня. Было по-утреннему прохладно, но влага быстро испарялась. Безветренное оцепенение сменялось первой лиственной дрожью, хрустом случайной ветки, шорохом где-то там, наверху, — наверное, это белка или птица, осмелев, качали спящую крону и капли, дрожащие на кончиках иголок, сыпались вниз последним коротким воспоминанием о вчерашнем дожде. Свернув с тропинки в ельник, мы с восторгом наткнулись на первый гриб, мокрый и крепкий маслёнок размером с пятак, со шляпкой, самоуверенно заломленной назад.

Маслята не растут поодиночке: их грибница большая, говорят, она может достигать радиуса десяти метров. Ещё дедушка учил меня: видишь маслёнок — смотри по сторонам, ищи его братцев. На этот раз братцы спрятались нехитро: целая семейка малышей сидела справа, в трех шагах от старшего. Через полтора-два метра от этой семейки сидела вторая, за ней — третья. Грибы выскальзывали из рук; ножей у нас с мамой не оказалось, и мне пришлось вытащить из волос и разобрать на запчасти металлическую заколку: ребром ее изогнутого края легко было срезать тонкие упругие ножки. Увлечённая процессом, я встала на колени, переползая от кочки к кочке, и через полчаса моя светло-голубая, сшитая из марлёвки юбка покрылась серыми липкими пятнами.

— Сама стирать будешь, — сказала мама, критически оглядев мой подол. Она вывалила очередную горсть маслят в общую кучу, которая потрясала свои ми быстро увеличивающимися размерами.

— Угу, — буркнула я и вытерла грязную ладонь о линялую марлёвку. Мама насмешливо хмыкнула, а я объяснила: — Да тьфу же, наплевать, всё равно ведь юбка уже грязная!

Куча грибов росла, а маслятник, кажется, не уменьшался. У нас были и многомудрые грибы — старички, уже мягкие, но ещё не тронутые червём, были грибы среднего возраста, с белыми капельками на внутренней поверхности шляпки, были и вовсе карапузы, меньше моего мизинца. Внезапно обретённое богатство кружило наши головы, но в конце концов обозначилась проблема. Шли мы налегке, ни ведер, ни полиэтиленовых пакетов с собой не взяли, а до дачи нужно было ещё идти почти полчаса. Бросить находки неподалёку от дороги, где в любую минуту могли пройти другие грибники, экипированные лучше нас, было немыслимо: даже если бы мы замаскировали кучу грибов ветками и дёрном, у нас имелись все шансы вернуться к шапочному разбору. Но нести добычу было и правда не в чем.

— Снимай юбку, — вдруг сказала мама. — Выдернем через шов на поясе кусок резинки, потом стянем — будет мешок.

Довольная приключением, хохоча, я стащила с себя юбку. Марлёвка упала на хвою, и я шагнула из её мятого круга сначала одной ногой, потом другой. Осталась в белых девчоночьих трусах, тоже далеко не новых и смешно растянутых сзади, с рисунком — то ли в цветочек, то ли с вишенками.