У Марианны всегда был прекрасный цвет лица. «Тоже признак митрального стеноза», — сказал врач. Не выглядит ли она бледной и безобразной теперь, когда у нее нет стеноза?
— Сестра, могу я попросить зеркало?
— Зеркало?
Сестра Траута выполняет просьбу Марианны и говорит:
— Это очень правильно, надо быстрее возвращаться к нормальной жизни.
После того как сестра закрыла за собой дверь, Марианна с трудом подносит к лицу маленькое круглое карманное зеркальце. Беспрерывная жажда, боли при малейшем движении, при каждом вздохе, помутненное сознание от уколов и лекарств — все равно она должна знать, как она выглядит.
Белая, почти такая же белая, как Биргит, на носу очки, но без стекол, на них держатся трубочки, подводящие кислород, — страшно выглядит она, стара и безобразна.
Напряжение было слишком велико, Марианна хочет положить зеркальце на ночной столик, оно падает и откатывается в сторону.
Спать, только спать.
— Ну проснитесь же.
У кровати стоит рыжеволосая сестра. Она очень красива, и уже видно, что ждет ребенка.
— Ну, давайте же, давайте! — Сестра замечает лежащее на полу зеркальце и раздраженно говорит: — В этой палате только и делай, что постоянно нагибайся! — Выходя, она бормочет: — Какое все-таки кокетство!
Теперь Марианна больше не может выносить боль и сдерживать стоны. Слезы градом льются из глаз, если, она зарыдает, все внутри разорвется, ее тошнит, вот-вот вырвет, она задыхается, она очень больна и очень одинока, и именно эта сестра беременна… Была бы здесь мать. Позывы к рвоте, боли, недостаток воздуха, она должна позвонить. Но если снова войдет эта сестра — все разорвется, даже кетгут Ханны не сможет здесь помочь, она умрет.
Открывается дверь, сестра Траута — слава богу, сестра Траута. Она уже у кровати:
— Глубоко дышать, дышать глубоко и спокойно, так, хорошо, вдох-выдох-вдох-выдох. Отлично — глубже, еще глубже, вдох-выдох. Но вы очень неудобно лежите, дорогая, погодите минутку, мы поправим подушки. Вот так лучше. Когда я сегодня шла сюда, я видела в пекарне первые рождественские коврижки. Ну, к рождеству вы будете уже дома, станете подниматься по лестнице сразу через две ступеньки — не забывайте о дыхании.
— Сестра, останьтесь, сестра, мне очень больно.
— Да, больно, но уже недолго, с каждым днем будет лучше. — Сестра пахнет крахмалом и снегом, от нее веет чистотой и теплом. — У меня есть для вас кое-что приятное. — Сестра опускает руку в карман фартука: — Телеграмма — прочесть ее вам?
Марианна качает головой:
— Хочу сама…
— Очень хорошо. — Сестра улыбается и покидает палату.
Марианна вскрывает телеграмму, она из дому. Буквы расплываются. Она опускает листок, закрывает глаза, отдыхает и делает новую попытку. Неудача. От напряжения ей становится плохо. В третий раз. Наконец она различает отдельные слова. Еще одна передышка.
«Поздравляем перенесенной операцией, будь мужественной и бодрой, все думают о тебе. Мама».
У Марианны текут по лицу слезы. Будь мужественной и бодрой.
Сестра Траута возвращается еще раз. Марианна спит, телеграмма крепко зажата в ее руке.
Пробуждение на следующее утро мучительно, боли подчиняют себе сознание еще до того, как Марианна открывает глаза. Все внутри склеено, покрылось твердой коркой, при каждом вдохе обжигает, разрывает и колет в груди. Малейшее движение требует мужества. Во время обхода профессора у нее не возникает желания открыть глаза, и он вынужден дважды просить ее об этом. Сегодня он не улыбается, серьезно смотрит на нее и говорит:
— Мы свое дело сделали, теперь делайте вы свое. Без вашего активного сотрудничества вы не выздоровеете. Дышите энергично, кашляйте, и главное — не спать так много.
Скорее бы они все ушли!..
В следующий раз ее будит Зуза Хольц.
Разве можно при таких болях делать массаж? Марианна пытается его избежать и, тяжело вздыхая, говорит:
— Мне так больно.
— В каком месте?
Слишком усталая, чтобы продолжать разговор, Марианна кладет руку на рану.
На фрау Хольц это, по-видимому, не производит большого впечатления.
— Завтра вы уже почувствуете себя лучше. Прошу вас, садитесь и выпрямитесь, — требует она, поддерживая рукой плечи Марианны.
Боль в ране, общая оцепенелость, головокружение — и вместе с тем чувство огромного изумления: я могу сидеть, действительно сидеть, я не опрокидываюсь и не разваливаюсь.
— Еще больше выпрямиться, хорошенько выдохнуть, пожалуйста, не дремать. Вы должны быть бодрой, расслабиться, глубоко дышать, наркоз — это яд, его необходимо удалить из дыхательных путей.
Читать дальше