Роджер Желязны - Сказка торговца

Я с энтузиазмом планировал надолго оставить Мерлина в Хрустальной пещере. С равным энтузиазмом он не желал там оставаться. Когда я все-таки положил конец нашей громогласной беседе, расколов стакан с ледяным чаем и завопив: «Черт! Я расплескал его...», в здоровой руке у меня оказалась Труба Страшного Суда.

Мусорный лес. Прелестная картинка, вот уж действительно. Впрочем, меня не волновало, что на ней изображено, именно поэтому я заставил Мерлина бросить карты рубашкой вверх и вытянул одну наугад. Это было сделано напоказ, просто чтобы разрушить лабиринт. Все они указывали на места, находящиеся на расстоянии плевка от Хрустальной пещеры, что, в сущности, и оправдывало их существование. Их единственным предназначением было заманить Мерлина в Пещеру, после чего сигнализация синего кристалла должна была известить меня о свершившемся. Согласно моему плану, мне предстояло поспешить туда и попробовать захватить его в плен.

К сожалению, когда он помог Сфинксу бежать от мамы, меня никто не известил. Ее нейротоксины прервали сигнал тревоги, исходивший от его нервной системы, — один из множества способов, которыми она с легкостью путала мои планы. Впрочем, это уже не имело значения. Так или иначе, мне удалось заманить туда Мерлина. Вот только... после этого все изменилось.

— Люк! Ты глупец! — Послание лабиринта пронзило меня, словно заключительный номер рок-концерта. Но Мусорный лес уже прояснился, и я заторопился продолжить игру, пока лабиринт не осознал, что на него льется не столько моя кровь, сколько холодный чай.

Когда лабиринт растаял, я вскочил на ноги и пошел вперед, пробираясь среди кустов из ржавых пил и покосившихся балок, торчавших, как деревья, среди которых весело поблескивали разноцветные клумбы разбитых бутылок. Я побежал, кровь капала из разрезанной ладони правой руки. У меня даже не было времени перевязать ее. Как только лабиринт оправится после шока и обнаружит, что невредим, он тут же начнет прочесывать Тень в поисках меня и остальных. В границах другого лабиринта они будут недосягаемы, у меня же была иная защита. Стены Хрустальной пещеры обладали способностью блокировать любые парафизические явления, на которые мне удалось их протестировать, и у меня было предчувствие, что они заслонят меня и от пристального внимания лабиринта. Мне только нужно было во что бы то ни стало попасть туда прежде, чем он начнет шарить по Тени...

Я ускорил шаг. Я был в хорошей форме. Мог бежать. Мимо ржавеющих машин и маленьких смерчей матрасных пружин, расколотых изразцов, сломанных ящиков... По аллеям из сажи и пепла, по тропинкам, вымощенным бутылочными пробками и крышечками тюбиков... Внимание. Ждем. Ждем, не начнет ли мир кружиться и раскачиваться, не загремит ли в ушах голос лабиринта: «Попался!»

Я завернул за угол и уловил в отдалении синий блеск. Мусорный лес — результат древней Теневой бури — внезапно кончился, и я начал спускаться по пологому склону, чтобы через несколько шагов попасть в другой лес, более привычного вида.

Шагая между деревьями, я даже услышал, помимо собственных размеренных шагов, несколько птичьих трелей и жужжание насекомых. Небо было затянуто тучами, и, разгоряченный быстрой ходьбой, я не мог определить температуру или направление ветра. Мерцающий голубой огонек становился все ярче. Я не сбавлял шага. К этому моменту остальные должны уже находиться вне опасности, если поторопились. Черт! Сейчас им уже ничто не должно угрожать. Даже если совсем недолго находиться в этом потоке времени, путь назад занимает целую вечность. Они, должно быть, сейчас сидят за столом, едят, шутят. Кто-то уже задремал. Я подавил желание выругаться, чтобы сберечь дыхание. Все это могло означать, что лабиринт занимался поисками гораздо дольше, чем мне казалось... Голубой огонек стал больше, гораздо больше. Мне захотелось проверить, насколько хорошо я подготовлен к последнему рывку, и я переключился на предельную скорость. Земля и небо, казалось, завибрировали, словно от раскатов грома. Это раздражение могло проистекать из того факта, что я наконец-то был обнаружен. А может, я просто сам превратился в раскат грома.

Я продолжал набирать обороты, и секунду спустя мне показалось, что пора притормаживать, чтобы не врезаться в хрустальный пьедестал. Никаких молний, однако, не последовало, и я принялся карабкаться вверх по хрустальной поверхности, работая пальцами рук и ног, — мне никогда прежде не приходилось взбираться по этому пьедесталу, — при этом мои легкие надрывались, словно кузнечные мехи. Начался моросящий дождь, он смешивался с паром моего дыхания. Я оставлял кровавые следы на камне, но их должно было смыть.