Грэм Джойс - Правда жизни

И обе знали, что остальные Вайны вполне способны выполнить ужасное обещание.

Том, Юна и растрепанная, подавленная Кэсси ужинали у Марты. В половине седьмого пришли Бити и Бернард. Бити все еще сияла после своего дебюта в Городском совете. Казалось, она подросла дюймов на шесть, и если кто-то и вышел из той потасовки помятым – то уж точно не она. Но теперь ей уже было известно то, что она не могла знать, когда ссылалась на призрак Годивы в своей первой речи.

Она кивнула Тому и Юне.

– Здравствуй, Кэсси, – сказала она.

– Здравствуй, Кэсси, – повторил Бернард.

Вскоре появились сестры-близнецы. Едва улыбнувшись всем остальным, с сестрой-сумасбродкой они поздоровались отдельно.

– Здравствуй, Кэсси, – сказала Эвелин.

– Здравствуй, Кэсси, – негромким эхом отозвалась Ина.

До семи часов больше никто не пришел. Марта взяла кочергу и с силой опустила ее на большой дымящий кусок угля в камине. И снова села. Часы тикали над ее головой. В четверть восьмого все замолчали. В двадцать минут восьмого послышался шум подъезжающего автомобиля. Бити вышла посмотреть, не Гордон ли это. Но это был не он.

Маятник над головой Марты раскачивался из стороны в сторону, и с каждым его взмахом она, казалось, все больше съеживалась. Юна упала духом. Бити и сестры-близнецы погрузились в раздумья.

И вдруг в половине восьмого дверь черного хода с грохотом распахнулась, и вошел Фрэнк. Все, кроме Марты и Кэсси, встали, как перед наследным принцем.

– Мам! – Он рванулся к Кэсси, и та, очнувшись, обняла его.

– А где тетя Аида? – спросила Марта.

– В машине сидит. Сказала, сейчас подойдет. Наверное, пропускает вперед сестру, подумала

Марта. Вскоре появилась Олив, за которой шли Уильям и три ее луноликие дочери. Олив сразу подошла к Марте, поцеловала ее, немного посуетилась рядом с ней, потом повернулась к Кэсси.

– Здравствуй, Кэсси, – мрачно сказала она.

– Здравствуй, Кэсси, – поздоровался Уильям. Аида с Гордоном вошли, выждав некоторое

время. В доме снова воцарилась тишина. Кто-то подставил Олив стул с жесткой спинкой, другой стул принесли из противоположного конца комнаты Аиде. Первой заговорила Аида.

– Здравствуй, Кэсси, – сказала она.

Гордон, с безумным взором и зловещей улыбкой давно остывшего покойника, подошел к Кэсси и взял ее голову большими белыми костлявыми руками:

– Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э мнда э-э-э-э-э-э-э-э-э-э, Кэсси, дикий цветочек ты наш. Орхидея дикая. Цвет на склоне горы.

– Ты правда так считаешь? – Кэсси смотрела на него во все глаза, взгляд ее прояснился.

– Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э, ну конечно! А то как же? Хе-хе-хе-хе-э-э-э-э-э-э-э-э-э! Дай-ка я тебя поцелую, маленький дикий цветочек! Я ведь знаю, зачем ты на это пошла!

Забавно, что из всех именно Гордон оказался способным растопить лед. Гордон сел. Остальные взрослые тоже сидели. Все внуки Марты стояли, размякнув и прислушиваясь, чуя неизбежность, близость какого-то перелома, примолкнув, в то время как взрослые заговорили о том о еем, чтобы снять напряжение. Марта схватила кочергу и брякнула ею несколько раз об угольное ведро.

– Марта председательствует! – сказал Бернард. – Марта, вы бы хорошо справились с этой ролью у нас в Совете.

Попытка Бернарда перейти на легкий тон отклика не нашла. Марта громко и отчетливо сказала:

– Аида, ты у нас старшая. Говори первой.

– Говорить? – переспросила Аида. – О чем же мне говорить?

– Ты начнешь говорить с Олив, а она с тобой.

– С Олив? – сказала Аида, глядя прямо на Олив. – С Олив у нас мир.

– Тогда скажи это ей, а не нам. Ну-ка, давай. У Аиды поднялась и опустилась грудь. Наконец она подняла руку и сказала:

– Олив, я на тебя больше не в претензии. Вот и все.

Олив смахнула слезу:

– И я на тебя не в обиде, Аида. Я тебе никогда плохого не делала.

– Только не надо все время командовать.

– Не будешь возникать, не буду командовать.

И все чуть не началось снова, но тут Фрэнк вспомнил про лимонные карамельки. Аида принесла детям Олив по пакетику лимонной карамели, отдав их на хранение Фрэнку. Он бросился раздавать пакетики двоюродным сестрам, и тут Уильям вспомнил, что принес Аиде большую тыкву и два фунта груш «конференц». Он отдал мешок Бити, та передала его Юне, а Юна в свою очередь Аиде.

– Толстенькая, – сказала Аида про тыкву.

– Да, вроде ничего, – сказал Том.

Когда дары были официально розданы и топоры войны, скрепя сердце, закопаны, Марта сказала:

– А теперь, Аида, расскажи-ка Олив про мертвеца, что вчера вечером вскочил у вас в покойницкой. А мы посмеемся.