Энгус Уилсон - Рассказы

Генри рассказ мистера Харкнесса ужасно расстроил, а еще пуще того удивил. Меня-то он ничуть не удивил, но я об этом умолчала. Сказала только, что не пристало мистеру Харкнессу так говорить, а мистеру Бродрику его слушать. Потом, сказала я, как знать, вдруг мистер Харкнесс наговаривает на Родни — завидует, что мы его переманили. Ну а что касается деловых отношений, так отношения с жильцом куда как деловые (указала я); вдобавок за квартиру Родни будет платить мне. С тем мистер Бродрик и удалился. Генри, видно, мои доводы не очень-то успокоили, и немного погодя он мне признался, что и сам несколько раз давал Родни разные суммы в долг. Тут я поняла, что мне ничего не остается, как козырнуть блистательной первой главой — и я пошла козырять ею почем зря. Неужели Генри рассчитывает, сказала я, что человека, способного написать такую блистательную главу, можно втиснуть в узкие рамки насквозь буржуазного кодекса, этого мерила всех ценностей для людей наподобие Харкнесса и мистера Бродрика? Не понимаю, как Генри, прирожденный издатель, влюбленный в книгу, мог оказаться в плену такой деляческой политики — ведь если никогда от нее не отступать, «Бродрик Лейланд» будет издавать лишь безнадежно скучные книги. Я дала Генри понять, что твердо намерена взять Родни Кнура жильцом хотя бы из принципа. Когда Генри увидел, что я уперлась, он в свою очередь решил не отступаться, опять же из принципа, и твердо стоять на том, что, переманив Родни Кнура, осчастливил фирму, чему прямое доказательство эта пресловутая первая глава. Так Родни поселился у нас.

При том, что Родни был сверх головы занят сбором материалов и Сьюзен Маллинз, вы, наверное, думаете: на что только я рассчитываю, чего суечусь. Но если вы сделаете такой поспешный вывод, тогда я буду думать, что вы человек поверхностный и совсем меня не понимаете. Когда я говорю, что Родни меня очень заинтересовал, я выражаюсь как нельзя более точно — «заинтересовал» в моем случае означает одно: я сама не знаю, чего мне хочется, вернее, хочется ли мне чего-нибудь вообще, но одно знаю точно: если меня кто заинтересовал, я его ни за что не упущу. Так вот, первую неделю Родни ходил в Британский музей, читал книги о просвещенности и чести, их там тьма-тьмущая, издавали их по преимуществу в 17–18 веках, как я думаю, для выскочек. И меня тешила мысль, что теперь, после такого долгого перерыва, их опять штудирует Родни Кнур. Когда он не работал в Британском музее, он где-то шатался с Сьюзен Маллинз или болтал с ней по телефону.

С Британским музеем было покончено еще раньше, чем с Сьюзен Маллинз. Уже через две недели Родни начал брать книги из Лондонской библиотеки, что было вполне естественно, раз у него появился свой кабинет. Потом Сьюзен Маллинз перестала нам названивать, а раз-другой Родни звонил ей сам, но нарывался на ее мать (она именовалась не Маллинз, а леди Ньюнхем, потому что в свое время развелась с отцом Сьюзен и вышла замуж за несметно богатого пэра, индустриального магната консервативного толка), и разговор принимал довольно неприятный оборот. Потом настал день, когда Родни позвонил Сьюзен, нарвался на лорда Ньюнхема, разговор принял и вовсе неприятный оборот, и роману пришел конец. Тут Родни и вовсе перестал читать книги из Лондонской библиотеки, а уж ходить в Британский музей и подавно. По-видимому, финансовые прожекты увлекали его не в пример больше научных изысканий. Меня опять-таки все это ничуть не удивило, но я решила не делиться с Генри своими наблюдениями, не то он чего доброго будет бояться, что, кроме этой блистательной первой главы, они от Родни больше ничего не получат. А вдруг Родни еще возьмется за ум, хотя я в это не слишком-то верила.

И мы с Родни начали разъезжать в его «эм-джи» (по идее Родни должен был бы считать для себя зазорным ездить на машине более позднего выпуска, чем «де-ди-онн», но, к великому моему облегчению, он так не считал). Ездили туда-сюда, где только не побывали. Пересмотрели кучу прелестных домов, сперва в Лондоне, но со временем стали все чаще уезжать подальше. Некоторые из домов, если верить Родни, он чуть было не купил. Затем, так как Родни предполагал кое-какие из домов (после того, как он их купит) приспособить под меблированные комнаты или квартиры, мы пересмотрели множество старинных особняков. Особняки, которые мы смотрели, были явно дороговаты для таких целей, но Родни сказал, что его никогда не привлекала дешевка и что нет смысла быть знатоком, если не применять свою эрудицию на деле. И верно, то есть я хочу сказать, что знатоком он и верно был. Еще мы часто обедали вместе, и отлично обедали. Согласно моей теории, на первом этапе за обед должен был платить Родни, потом, очевидно, платить придется мне. Я решила по возможности растянуть первый этап, и это мне удалось. А то еще мы вдруг срывались и закатывались в Хэмптон-корт, Кембридж, Хатфилд-хаус, Уилтон [55] Хэмптон-корт и Хатфилд-хаус — бывшие резиденции английских королей. Уилтон — город, известный своими памятниками старины. и тому подобные места. Вот в гости мы совсем не ходили, отчасти потому, что это было бы не вполне удобно, но в основном потому, что нам и вдвоем было хорошо. Зато, когда мы проносились мимо огромных парков или видневшихся в отдалении замков, Родни рассказывал мне, кому из его друзей что принадлежит, — и большего удовольствия он не знал.