— А как же твоя книжка? — поинтересовалась тетя Айлин. — Ты, кажется, не из тех, кто скучает, когда есть что читать.
— Книга хорошая, — ответил Родни, — только мне читать надоело.
— Надоело читать, так придумай сам какую-нибудь историю, — предложила тетя Айлин, — придумаешь, а потом мне расскажешь, вот будет здорово.
— Не порть мне ребенка, — сказала мать и вновь принялась рассказывать невестке о своих летних планах.
Через полчаса вернулся домой отец.
— Привет, Айлин, — сказал он сестре. — Как дела? — Он перегнулся через стул, на котором сидела миссис Брент, и поцеловал ее, скользнув рукой по ее груди. — Как живешь, дружок? — спросил он.
— Лучше всех, — ответила она, и ее неподвижное, тщательно подкрашенное лицо смягчилось.
— Ну уж не лучше меня, — подхватил он, задорно улыбаясь. — А ты как, не тужишь, старина? — окликнул он Родни.
— Отвратительно себя ведет, — пожаловалась миссис Брент.
— Это не дело, — сказал ее муж. — Дорогая, нам пора.
— Ты устал, милый? — спросила миссис Брент.
— Есть немного, — ответил ее муж.
— Тогда давай сегодня поведу я.
— Ну что ж, давай. — И он шлепком по заду вытолкнул ее из комнаты. — Выводи машину! — крикнул он ей вслед.
— Пойду приготовлю тебе ужин, а потом мы спокойно поболтаем, хорошо? — сказала тетя Айлин.
— А я пока придумаю историю, как ты хотела, — загадочно улыбаясь, произнес племянник.
Когда через четверть часа тетя Айлин внесла в комнату чашку бульона и кусок сладкого пирога, Родни сидел на стуле верь подобравшись, с белым застывшим лицом.
— Родни, голубчик, что случилось? — охнула она.
— Это так страшно, что я даже не знаю, можно ли об этом говорить, — сказал Родни с округлившимися от ужаса глазами. — Я не смог рассказать маме. Я не могу рассказать никому.
— Даже мне?
— Я бы и рад, только боюсь, ты скажешь маме, обещай, что не скажешь.
— Ну конечно обещаю. — Тетя Айлин сгорала от нетерпения.
— Понимаешь, этот пожилой дядя, — Родни говорил взволнованным, запинающимся голосом, — мне он сначала так понравился, но потом… потом он стал показывать мне картинки, нехорошие, мерзкие картинки.
— Какой ужас! — протянула тетя Айлин. — Какая гадость. Какой гадкий, отвратительный человек. — И добавила: — Постой, мне показалось, ты сказал, что с ним была пожилая дама, она, что, ушла?
Последовала короткая пауза, после чего Родни с горечью произнес:
— Нет, тетя, она не ушла, она все смеялась и говорила, что у них дома еще много таких. Она звала меня пойти к ним посмотреть, но я убежал. Прошу тебя, обещай мне, что никому, никому не расскажешь. Это было так страшно, я не хочу больше об этом думать.
— Даже и не знаю как быть, — сказала тетя Айлин, но, перехватив тревожный взгляд Родни, добавила — Не волнуйся, мы с тобой договорились. Это будет наша тайна, и о ней никто никогда не узнает, я тебе обещаю. А ты все-таки большой молодец, смелый мальчик!
Море откатывается от меня, грязно-бурое, мрачное, холодное море. Оно вздымается, мечется и с яростью бросается на берег, с грохотом обрушиваясь на мол. Оно осыпает мне щеки водяной пылью. Но как бы одна волна ни обгоняла другую, чтобы первой со свирепой удалью расшибиться о берег, море, не торопясь, наступает на меня и так же не торопясь отступает. Я сижу на плоту и тихонько покачиваюсь на ровной как стекло поверхности воды. Вокруг меня необъятная зеленая гладь Тихого океана. Я смотрю на воду и вижу, как глубоко-глубоко внизу снуют, играя яркой чешуей, рыбы и морские коньки, как мерцают в толще воды кораллы. Я совсем один, «один, один, всегда один, один и день и ночь». Папа и мама утонули вместе с кораблем, который пошел на дно, завертевшись в огромной воронке, как «Пекод». В зияющем жерле водоворота скрылся корабль вместе с людьми, и я остался один, совершенно один на этом плоту. Нещадно палит «над мачтой солнце, все в крови, с луну величиной», меня мучит жажда и преследуют по пятам акулы. Господи, сжалься надо мной, не бросай меня одного в безбрежном океане! Но вот море заволновалось, волны все выше, ветер крепчает, а я привязан к плоту, он качается и скрипит в цепких объятиях атлантической волны. Я взлетаю на самый ее гребень, так что альбатрос или ястреб касается крыльями моей щеки, в ушах стоит истошный крик птиц, крючковатые клювы метят мне прямо в глаза, и тут же я устремляюсь в морскую пучину, туда, где терпеливо ждет меня белый кит. Мама и папа утонули вместе с кораблем. Он налетел на неприступную прозрачно-зеленую глыбу, раскололся и пошел ко дну, задрав над водой свой нос, на котором огромными буквами красовалось «Титаник». Черное вечернее мамино платье плывет по воде, последний раз мелькнуло в волнах ее плечо. Утонули все, я остался один. Окоченев от холода, онемев от ужаса, я вижу, как опять передо мной вырастает ледяная стена, мой плот несется прямо на нее, я тщетно пытаюсь сорвать с себя толстый канат и понимаю, что погиб.
Читать дальше