Луиджи Малерба - Греческий огонь

Обратив в буквальном смысле слова в прах своего главного врага при дворе, Никифор Фока направился к Храму Святой Софии с зажженной свечой в руках, дабы вознести благодарение всемогущему Господу, даровавшему ему победу над врагами империи в далеких азиатских регионах, и особенно над теми, которые ожидали его в Константинополе. В Храме его встретил патриарх Полиевкт, который, будучи уверен, что исполняет волю народа и армии, возложил ему на голову корону василевсов и возвел на престол вместе с двумя малолетними сыновьями Феофано — Василием и Константином.

Командиры и простые воины, столпившиеся под священными сводами Храма, с недоумением спрашивали себя, каким образом у патриарха оказалась под рукой эта золотая корона, украшенная рубинами, наверняка не случайно и не в одночасье сработанная константинопольскими ювелирами. Но вопросу этому так и суждено было остаться без ответа, тем более что и сама церемония оставляла впечатление хорошо и заранее организованной. И вот Никифор Фока, уже император, с короной на голове и в простом солдатском плаще, произнес твердым и мужественным голосом свою короткую ответную речь на торжественное приветствие патриарха.

— Я пришел в Храм Божий, чтобы возблагодарить Господа, а не для того, чтобы короноваться на трон василевсов. Но коль скоро корона была возложена на меня самим патриархом, с Божьего соизволенья, от имени народа и армии, я проявил бы черную неблагодарность, если бы не принял ее. Небо устало от тщеславия, спеси, праздности, алчности и роскоши, в которых погрязли придворные. Я — солдат, человек верующий и хочу остаться таким на все то время, что Господь Бог сподобит меня пребывать на троне Священной Византийской империи. Я отдам все свои силы служению делам государства, но это не помешает мне взяться за меч, если понадобится для защиты империи, и не пощажу своей жизни ради веры. По примеру мудрецов древности я буду жить по законам умеренности и чести, и это касается не только меня, но и придворных, которых я должен буду утвердить в их прежних должностях или назначить на новые, чтобы они помогали мне в трудном искусстве управления государством. Многие годы я жил в военной палатке, шагал по пустыням, обдуваемым знойными ветрами, и плавал в штормовом море, но понимаю, что пускаюсь сегодня в гораздо более трудное и рискованное предприятие, чем защита империи на полях сражений. Надеюсь, что Господь в своем безмерном великодушии даст мне силы, твердость, скромность и другие добродетели, которые сделают меня достойным короны, возложенной на мою голову патриархом в этом священном месте.

Закончив свою речь, Никифор Фока преклонил колени перед патриархром Полиевктом и предавался молитве до тех пор, пока святой отец собственноручно не поднял его.

С лоджии Дворца Дафни Феофано наблюдала, как корабль проплывает под центральной аркой, у входа на Ипподром. Там, внизу, на посыпанной песком дорожке, где проходили конные состязания, теперь разыгрывалась кровавая схватка не на жизнь, а на смерть между стратигом Никифором Фокой и магистром Иоанном Брингой. Схватка, от которой зависела также и ее судьба, продолжение или конец ее жизни в неге и роскоши, конец преступлениям И злоупотреблениям властью, которые она постепенно превратила в свою привилегию. Феофано знала, что в день, когда она лишится трона, ее никто не пожалеет. Она знала, что ее ненавидят и боятся, что она не может никому доверять и что, лишь укрепив свою власть, она могла бы рассчитывать на что-то в будущем.

Когда она увидела с лоджии два огненных снаряда, выпущенных с корабля Никифора, а потом то, что осталось от Бринги и его гвардейцев на беговой дорожке Ипподрома, она испытала огромную радость: кто-то, то ли на небесах, то ли под землей, на ее стороне. Феофано никогда не доверяла Бринге, хотя и подчинялась в силу необходимости приказам и решениям магистра, нехотя следовала его советам, продиктованным, во всяком случае так она считана, неизбывной злобой. Кто мог бы убедить ее в том, что дерзость Льва Фоки во время Аристотелева обеда не была инспирирована самим же вероломным советником? И почему Бринга всегда оказывал покровительство пяти сестрам покойного Романа II? Почему он позволял им делать и говорить все что вздумается у нее за спиной? Феофано была уверена, что евнух не упускает случая, чтобы поставить ее в неловкое положение, опозорить или оговорить, прекрасно понимая, что, чем сильнее падает авторитет регентши при дворе и в народе, тем больше возрастает его собственный авторитет, укрепляется его власть.