Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

– Нет, – сказал он тихо. – Только если мы будем знать наверняка, что мама и ее муж уйдут, только тогда я могу взять все деньги и все драгоценности одним махом. Бери лишь то, без чего нельзя обойтись, – никаких игрушек и безделушек. И потом, Кэти, мама может сегодня и не уйти. Она, конечно же, не сможет посещать вечеринки, пока она в трауре.

Но как она может носить траур, если она постоянно держит своего мужа в неведении? И никто не придет к нам, кроме бабушки, никто не сообщит нам, что происходит. А она давно отказалась разговаривать с нами, смотреть на нас.

Мысленно я была уже в пути и смотрела на нее как на часть нашего прошлого. Теперь, когда освобождение было так близко, я почувствовала страх. Мир такой большой. Мы будем предоставлены сами себе. Как теперь примет нас этот мир?

Мы были не такими красивыми, как прежде, всего лишь бледные и болезненные чердачные мышата с длинными льняными волосами, в дорогой, но совсем не подходящей по размеру одежде и в кроссовках.

Мы с Крисом изучали жизнь по книжкам, пусть их было много. Да еще телевизор учил нас насилию, и жадности, и воображению, но он не мог научить нас ничему полезному и практическому в реальной жизни. Мы не были готовы к жизни.

Выживание. Вот чему должен был учить телевизор невинных маленьких детей: как жить в этом проклятом мире, когда не на кого надеяться, кроме самих себя, а иногда нельзя надеяться и на себя тоже.

Деньги. Если мы чему-то и научились за годы нашего заточения, так это тому, что деньги сперва, а потом все остальное. Как хорошо сказала мама когда-то давно: «Не любовь движет миром, а деньги».

Я достала вещички Кори из чемодана, его вторые выходные тапочки, две пары пижам, и все время у меня текло из глаз и из носа. В одном из боковых карманов я нашла листочки с песней, которые он, должно быть, упаковывал сам. О, как горько было собирать эти листочки и смотреть на линии, которые он проводил по линейке, и на черные ноты: некоторые недописаны, другие написаны криво. А внизу, под нотами (он сам научился нотной грамоте по энциклопедии, которую нашел для него Крис), Кори написал слова незаконченной песни:

О боже! Всегда эта печальная, меланхоличная песня. Да, это слова, которые он пел под музыку так часто. Он играл ее. И это желание, вечное желание чего-то, чего он был лишен. А ведь все другие мальчишки воспринимали это как должное, нормальное, как часть своей жизни, и даже не замечали этого.

Я едва не закричала от боли.

Я заснула с мыслями о Кори. И как всегда, когда я была сильно обеспокоена, мне приснился сон. Но на этот раз я была одна. Я видела себя на извилистой тропинке, окруженной широкими, ровными пастбищами, заросшими по обе стороны полевыми цветами: розовые, малиновые, желтые и белые, они нежно покачивались под мягким, теплым и добрым ветерком вечной весны. Маленький ребенок уцепился за мою руку. Я взглянула, ожидая увидеть Кэрри, но это был Кори!

Он смеялся от счастья и подпрыгивал рядом, стараясь попасть со мной в ногу, но его ножки были слишком коротки. В руках у него был букет полевых цветов. Он улыбался мне и собирался уже что-то сказать, но в этот момент мы услышали щебетание множества разноцветных птиц в тени деревьев впереди нас.

Высокий стройный мужчина с золотыми волосами и загорелой кожей, одетый в белую теннисную одежду, вышел навстречу нам из великолепного сада, где росли в изобилии деревья и сияющие цветы, в том числе розы всевозможных оттенков. Он остановился в дюжине ярдов от нас и протянул руки к Кори.

Мое сердце даже во сне подскочило от волнения и радости! Это был папа!

Папа вышел встречать Кори, значит он не будет там одинок. И я знала, что, хотя я сейчас отпущу маленькую горячую ладошку Кори, он всегда будет со мной. Отец смотрел на меня не с жалостью, не с упреком, а с гордостью и восхищением.

И я отпустила ладошку Кори и остановилась, глядя, как радостно он бежит к папе. Теперь он был в надежных сильных руках, которые и меня держали когда-то и дали понять, что наш мир чудесен. И я когда-нибудь пройду по этой дорожке, и почувствую вновь эти руки, и позволю отцу вести меня, куда он пожелает.

– Кэти, проснись, – говорил Крис, сидя на моей кровати и тряся меня. – Ты разговариваешь во сне, смеешься и плачешь, здороваешься и прощаешься. Что тебе приснилось?