Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

Наша мама оперлась на дверь, как будто у нее подгибались ноги и она могла упасть. Мы с Крисом вскочили с места, но Кэрри только подняла на маму свой пустой взгляд.

– Я отвезла Кори в больницу за несколько миль отсюда, в самую ближайшую, – объясняла нам наша мама сдавленным и хриплым, прерывающимся голосом. – Я зарегистрировала его под чужим именем, сказала, что это мой племянник, мой подопечный.

Ложь! Всегда ложь!

– Мама, как он? – нетерпеливо спросила я.

Ее остекленевшие голубые глаза повернулись в нашу сторону – пустые глаза, отрешенные глаза, потерянные глаза. Они старались отыскать что-то – я думаю, это была ее человечность.

– У Кори была пневмония, – сказала она с выражением, как актриса. – Доктора делали все, что могли, но… было… было… слишком поздно.

Пневмония?

Все, что могли?

Слишком поздно?

И все это в прошедшем времени!

Кори умер! Мы никогда не увидим его снова!

Крис говорил позже, что эти слова ударили его, он почувствовал как бы сильный пинок в пах, а я видела, как он качнулся назад и отвернулся, пряча лицо, как его плечи содрогнулись и он разрыдался.

Сперва я не поверила ей. Я стояла, смотрела и сомневалась. Но, взглянув ей в лицо, я поняла, что это правда, и что-то большое и пустое стало разрастаться в моей груди.

Я повалилась на кровать, оцепенелая, почти парализованная. Я даже не замечала, что я плачу, пока одежда на мне не стала мокрой.

И даже тогда, сидя и плача по Кори, я все еще не могла поверить, что Кори ушел навсегда из этой жизни. А Кэрри, несчастная Кэрри, вытянула шею, голова ее откинулась назад, она открыла рот и закричала!

Она кричала и кричала, пока у нее не пропал голос и она не могла больше кричать. Она направилась в угол, где Кори хранил свою гитару и банджо и где она аккуратно расставила все его теннисные туфли. И вот там-то она села с его музыкальными инструментами, туфлями и с Микки в клетке неподалеку, и с этого момента ни слова не сорвалось с ее губ.

– Мы пойдем на его похороны? – все еще отвернувшись, спросил Крис прерывающимся голосом.

– Он уже похоронен, – сказала мама. – Я написала на памятнике чужое имя.

И затем очень быстро она покинула комнату, избегая наших вопросов, а за ней – бабушка, сжав губы в сердитую тонкую линию.

Прямо у нас на глазах, ужасая нас, Кэрри засыхала, как травинка, все больше с каждым днем. Я чувствовала, что Бог может взять и Кэрри тоже и похоронить ее рядом с Кори в той далекой могиле с чужим именем, и им будет отказано даже лежать после смерти рядом с отцом.

Никто из нас не мог больше есть. Мы стали безразличными ко всему и усталыми, всегда усталыми. Ничто не вызывало у нас интереса. Слезы – Крис и я наплакали пять океанов слез. Сто лет назад нам надо было бежать. Нам следовало открыть дверь деревянным ключом и пойти за помощью. Мы дали Кори умереть! Мы были ответственны за него, нашего тихого маленького мальчика, такого талантливого, и мы дали ему умереть. А теперь наша малышка-сестра сидит, сжавшись в углу, и слабеет с каждым днем.

Крис сказал мне, понизив голос на тот случай, если Кэрри подслушивает, хотя я в этом сомневалась (она была слепа, глуха и нема, она, наш вечно журчащий говорливый ручеек, о боги!):

– Мы должны бежать, Кэти, и быстро. Иначе мы все умрем, как Кори. С нами со всеми что-то неладно. Слишком долго мы прожили взаперти. Мы жили ненормальной жизнью, изолированно, как будто в вакууме, без микробов и инфекций, с которыми обычно сталкиваются дети. У нас нет сопротивления инфекции.

– Я не понимаю, – сказала я.

– Я имею в виду, – зашептал он мне на ухо (мы оба съежились в одном кресле), – что мы как существа с Марса в той книжке, помнишь, «Война миров»: мы можем умереть от простого вируса гриппа.

Я в ужасе уставилась на него. Он знал намного больше меня. Я перевела взгляд на Кэрри, сидящую в углу. Это милое детское личико, слишком большие, обведенные тенями глаза, они сейчас тупо уставились в пустоту. Я знала, что ее глаза вглядывались в вечность, где сейчас Кори. Вся любовь, которую я раньше отдавала Кори, сосредоточилась теперь на Кэрри… я так боялась за нее. Крошечное тельце, худое, как скелетик, шейка такая слабенькая, слишком тоненькая для головы. Неужели это будет общий конец для всех дрезденских куколок?

– Крис, если нам суждено умереть, то хотя бы не той смертью, что умирают мыши в мышеловке! Если нас могут убить микробы, пусть это будут микробы, поэтому, когда будешь воровать сегодня ночью, возьми все ценное, что найдешь и что мы сможем унести. Я приготовлю продукты на дорогу. Мы вынем вещи Кори, и у нас будет больше места. Еще до утра мы должны убежать.