Ольга Шумяцкая - Он летает под аплодисменты

Лидия почувствовала, как сдавило горло. Истерический смех душил ее. Она поспешно захлопнула дверь, зажала рукой рот и, тяжело дыша, привалилась ослабевшей спиной к холодной стене.

Очнулась, когда мимо нее в просмотровый зал пронеслась дамочка с повязкой Красного креста, потом еще одна – Лидия машинально проследила за ней взглядом. В маленьком кинозале гудели голоса, кто-то звонил в колокольчик. «Санитарки ошиблись дверью, – подумала Лидия, – их, наверное, послали ко мне, ведь это я теряю сознание, у меня озноб и сердцебиение». Но – как это бывает в кошмарном сне, – не могла ни протянуть руку, чтобы обратить на себя внимание, ни произнести ни звука. Силы покинули ее, и, как забытая кукла, она лишь отчаянно глазела на происходящее из глубины темной ниши.

Санитарка вывела из зала человека, по лицу которого, кажется, текла кровь. Лоб его был забинтован, и санитарка пыталась на ходу закрепить повязку, но белая марлевая полоска выскользнула у нее из рук и стала раскручиваться по полу. Пациент смеялся, смешил медичку, которая вместо того, чтобы гнаться за бинтом, всплескивала руками и ойкала.

– Барышня, вы были бы совершенно бесполезны во время охоты на змей! Позвольте показать вам, как следует настигать гадюк-альбиносов, – хохотал мужчина с перебинтованной головой. – У вас есть шприц? Его можно использовать в качестве копья!

Лидия узнала голос Басби.

– Куда же вы идете, господин пострадавший? – лепетала санитарка. – Надо прилечь. Сейчас принесут носилки.

Лидия видела струйку крови, которая сочилась сквозь бинт и становилась все темнее и темнее. В голове все громче звучал голос фрау Дагмар: «Беду, беду несет улыбчивому брюнету черноглазая дама. Он ничего не знает об опасности». А ведь она даже не приближалась к нему. Всего лишь стояла поодаль. Лидия забилась в угол, закрыла лицо руками. «Может, все это сон»? – промелькнуло у нее в голове. Не слишком ли много жасминовых капель было принято сегодня утром? А если ее увидят? Госпожа Збарски прячется в темном углу. Нервы! Нервы отчаявшейся дивы, которая скоро никому не будет нужна!

Из зала между тем стал выходить народ. Лидия увидела Ожогина, киномеханика, маленького помощника Басби. Они вразнобой обсуждали случившееся: свет в зале только начал загораться и вдруг – взрыв! Лампа разлетелась на множество мелких осколков. Хорошо, что не успела накалиться. Могла бы обжечь лицо. «Месть Великого Немого!» – вдруг сказал кто-то.

– Вот это точно подмечено: месть Великого Немого! – воскликнул Басби. Его окружили. Воспользовавшись моментом, Лидия метнулась в коридор, толкнула дверь, оказалась на черной лестнице, и через мгновенье стук ее каблуков стих. Она вышла из павильона к подъезду для массовки. Хвала святым, съемочный день шел полным ходом, и никто не толпился у дверей.

Все то время, что Басби пропадал в Москве, Лидия металась. Она то верила, то не верила предсказаниям фрау Дагмар. Иногда говорила себе: «А что, если костлявая иностранка, чьи спиритические сеансы стоят, кстати, очень недешево, что-то прознала про ее связь с красавцем Басби и просто позавидовала? И вот тебе – обычная женская месть». Фрау Дагмар давала ей советы уже лет пять, и ведь был, был не то чтобы слух, но слушок, будто газетчики платят спиритичке, чтобы выведать… Боже, это не может оказаться правдой! Сплетни тоже распускают завистники. Припадки катастрофизма вернулись к Лидии примерно через две недели после того, как блистательный Басби Визг отбыл в столицу. Но сначала…

Высокомерный гнев, охвативший ее в тот момент, когда возникло первое подозрение, что он может ею пренебречь, прошел прежде, чем последний вагон симферопольского поезда пропал между сиреневыми холмами.

Желтели пушистые гроздья мимозы, распространяя нежный растерянный запах, розовыми пятнами цвела вишня, а Лидия, застыв, сидела то у открытого окна гостиной, то на веранде, то в саду. Около круглого деревянного столика – синий кувшинчик с кофе, молочник, хлеб, – оставалась только ее оболочка, дух же переселялся в героиню фильмы, где она играла вместе с Басби в прежнюю храбрую Лидию, ту, что скользила губами по загорелой коже любовника, ерошила его жесткие волосы, целовала темные ресницы, неслышно шептала, что глаза его пахнут фиалками и апельсиновым джемом. Она не скучала, не погружалась в мечты о том, как вернуть «сбежавшую куклу» (вот вам, пожалуйста, спектакль оказался с пророческим названием) – ее просто не было здесь, в жужжащем зеленом саду. Об этом знали и беспечные стрекозы, что усаживались на ее толстую косу и подмигивали друг другу мерцающими фасетками глаз. И бабочки-лимонницы, едва не задевающие ресницы ее полуприкрытых глаз. Не знал только Збышек. Возвращаясь из конторы, он звал ее к ужину, приносил подарки, целовал руки, не понимая, что в плетеном кресле, стоящем под цветущей мимозой, забыта всего лишь картонная оболочка его Лидии. Кусок декорации из папье-маше.