Ольга Шумяцкая - Он летает под аплодисменты

Покачав головой в ответ на предложение старого грека – спасибо, не надо, – Басби задумчиво побрел к своему авто. Что-то он хотел сделать. Куда-то ехать. К кому-то… Старик сбил его. Басби потер лоб. Нет, не вспомнить. Он медленно выворачивал руль. Сзади – афишная тумба и киоск с газировкой, впереди – угол дома. Как выбраться из тупика? Что-нибудь он обязательно снесет. Блямц! – бампер уперся в витрину. Раздался треск. Авто тряхнуло. Басби подскочил на сиденье. Витринное стекло осыпалось на тротуар. На улицу выскочил благообразный господин с дыроколом в руках. Господин что-то кричал, размахивал руками, тыча пальцем то в авто, то в витрину. Но Басби не слушал его. Он смотрел на вывеску, намалеванную масляной краской на стене дома: «ПРОДАЖА И СДАЧА В НАЕМ ДОМОВ И КВАРТИР. А ТАКЖЕ ЛЕТНИХ ДАЧ И САРАЕВ ДЛЯ УДОВОЛЬСТВИЯ ОТДЫХАЮЩЕЙ ПУБЛИКИ». В витрине были выставлены фотографические открытки с заманчивыми изображениями вилл и дач.

Ну, конечно. Дом. Вот что не давало ему покоя с тех пор, как он вернулся из Москвы. Ощущение бездомности, которое усиливалось с каждым днем. Он устал чувствовать себя перекати-полем, столько лет возвращаться по вечерам в гостиничные комнаты с чужими скрипучими кроватями или театральные фургончики с чужим хламом! В конце концов, за последний год он заработал достаточно денег, чтобы позволить себе собственное жилье. Он представил себе стены из розового кирпича, островерхую черепичную крышу, запущенный сад с лабиринтом заросших дорожек, пряный запах перезрелых персиков, упавших в мокрую траву, и – огромная веранда, уставленная дачной мебелью с непременным самоваром на круглом столе. «Мечта обывателя», – усмехнулся Басби. Да, но в том-то и преимущество обывателя, что тот проживает настоящую жизнь среди настоящих вещей. И курица у него на столе настоящая, а не из папье-маше, и липа за окном настоящая, а не намалеванная пьяным художником на театральном заднике, и чай из того самого непременного самовара обжигает губы. Уж ему-то, обывателю, не приходится подносить ко рту пустую чашку, делая вид, что он пьет, как приходится циркачам и фиглярам. Получается, что он, Басби, всю жизнь подносил ко рту пустую чашку. Он почувствовал внезапное опустошение, как будто то, что было, было зря. Все зря, когда нет собственного дома. Первый раз в жизни Басби ощутил бездомность как проклятие. И еще… Он улыбнулся, смахивая с себя паутину грустных мыслей. Уже сейчас он слышит перестук женских каблучков по половицам своего несуществующего дома. Легкие, стремительные – невесомой ускользающей Златовласки. Плавные, медленные – томной задумчивой Лидии. Абрис женской фигуры на оконном стекле. Шлейф горьковатых духов. След кармина на ободке чашки. Решено. Решено. Ему нужен дом.

Хлопнула дверца машины. Басби сверкнул белизной улыбки. Благообразный господин застыл с дыроколом наперевес, узнав его.

– А я как раз к вам, милейший, – ласково проговорил Басби. – Мне нужен дом. Если мы войдем внутрь, я объясню вам какой. Проходите, проходите, не стесняйтесь. Что вы смотрите! А-а! За авто не волнуйтесь. Я не буду с вас взыскивать.

Ему казалось, что он уже проводит рукой по шершавой стене, крашенной в цвет самого нежного из восходов – или самого прыткого из фламинго, добавил едкий внутренний голосок, обычно подпевающий с тенора папаши Визга… Не декорация. Не картон, ленивым художником размалеванный. Настоящая стена настоящего дома. Басби, сын клоуна Визга, перестает быть скитальцем.