Ольга Шумяцкая - Он летает под аплодисменты

– Действительно, репортеры. Подойдет ли для Ускользающей Дивы черная лестница? Надо осторожно выбраться из гостиницы. Не волнуйтесь, дорогая, – соврал он. От вранья ему полегчало: жизнь снова возвращалась в мирную колею здоровой буффонады. Где всегда можно рассчитывать на безотказного кролика, вовремя выскакивающего из цилиндра. Где принцессы минута в минуту превращаются в Золушек. Короче, скорей бы остаться наедине с пасьянсом.

Подъезжая к дому, Лидия впервые за много лет чувствовала себя абсолютно свободной. То, что сегодня происходило между ней и Басби, было простым, тихим и настоящим. Именно такой отныне и должна быть ее жизнь. Прочь старые пыльные декорации! Затхлые павильоны! Прочь страхи! Она бросит старую жизнь. Будет дышать ветром, дождем, цветами – дышать полной грудью. Надо все изменить! Они уедут путешествовать далеко-далеко – в Италию, на экзотические острова, будут бродить по древним индейским городам и с рук кормить кенгуру. Лидия глубоко вздохнула и умиротворенно откинулась на подушки сиденья.

Дома никого не было: Збышек на службе, Марысю бонна увела гулять в публичный сад. Наверняка они рассматривают сейчас распускающиеся цветы, и Марыся зарывается носиком в лепестки, пытаясь узнать, каково убранство «цветочного домика»: есть ли там камин, сервизик, теплые носочки для шмеля – вчера она плела небылицы про цветочные жилища весь вечер. Марысю она, конечно, возьмет с собой – Збышек не силен в спорах.

Закутавшись в плед и грея пальцы о большую чашку чая с каплей рома, она скользила взглядом по комнатам – гостиная, библиотека, спальня, примерочная, вторая гостиная, где Збышек принимал иногда коллег. «Они с Басби снимут дом в горах над «Парадизом», – продолжал сиренье пенье внутренний голос. – Обязательно надо взять с собой эти кофейные чашки – тончайшие фарфоровые бутоны, но тогда и серебряные десертные вилки к ним, и скатерть, купленную в ткацкой мастерской в Ницце. Что делать с картинами?» Она смотрела на свою любимую – пламенеющее поле в Арле. Збышек купил ее у француза-агента, который возил полотна неизвестных импрессионистов знаменитому Щукину. Говорили, цена на золотисто-алое поле очень выросла за последние несколько лет. Удобно ли будет взять?

Ей самой было странно, что она размышляет о переезде, как о чем-то не просто реальном, а продуманном в деталях, почти свершившемся. Они будут жить вместе с Басби. Из синематографа она уйдет. Или, может быть, взяться за настоящие драматические роли? Но тогда нужна сцена, а на сцене… – она поежилась и чуть не выронила из рук хрустальную вазочку, которую разглядывала на предмет отправки в новый дом на холме, пока еще прозрачный и призрачный, но для чего, в конце концов, она торчит на пыльных съемочных площадках, до судорог выгибая шею и до боли вращая глазами? Она же завела себе чековую книжку. В банке, где управляющим Збышек, но он не опустится до того, чтобы сводить с ней денежные счеты. А перина? Брать ли перину – ту, любимую, которая успокоительно нежит каждый сантиметр тела? Мысль скользнула в сторону и вернулась: Збышек, Збышек. «Не комично ли, – спросила себя Лидия, подсаживаясь к роялю, – что Збышек воспринимается как непременная часть туалета, вроде специального крема или, например…» Никакой пример не шел на ум, и не очень было ясно, куда деть Збышека. Поймет ли Збышек, насколько важно для нее это решение? Впрочем, у него нет другого выхода. Брать ли с собой его подарки?

Захлопали бархатные коробочки, из которых на нее с удивлением смотрели изумруды и несколько надменно – бриллианты. Она не очень любила их надевать – сверкающий блеск почему-то напоминал софиты съемочной площадки. Но были и удивительные вещицы, которые Збышек купил за баснословные деньги, когда ходил в женихах. Диадема в виде сказочной птицы, колье и браслеты, оплетающие шею и руки на манер волшебных трав. Нет, пожалуй, надо будет написать, что это Марысино приданое. И кстати, сбежать тайно или пойти на объяснение? Конечно, объясниться, иначе ее толстячок ничего не поймет – и будет, робкая душа, думать, что она сняла дом для новых съемок.

Хлопнула дверь – внизу раздался Марысин смех.

– Мамочка, ты дома? У нас для тебя букеты!

Через полчаса Лидия сидела в спальне на шелковом пуфе у туалетного столика. Перед ней лежал лист бумаги. Справа стояла чернильница. Слева – подставка с набором перьев. Писчие принадлежности она взяла со стола в кабинете Збышека – там сосредоточиться не удалось. Крупная жемчужина на булавке, которой она сколола волосы, отливала в полумраке ровным матовым светом. Лидия склонилась над листом: «Мое храброе сокровище, я все поняла…» – вывела она крупными, слегка танцующими буквами. Все они были разного размера и клонились в разные стороны – казалось, тонким пером Лидия скорее рисует картину, чем пишет письмо. «Мы будем свободны и счастливы. Только мы – мы вдвоем, – писала она. – Я знаю, как устроить нашу жизнь. Я все продумала».