Мария Воронова - Эхо первой любви

Так продолжалось около двух месяцев, но потом, к счастью, дама отвлеклась на что-то другое. Зато теперь в больнице свято соблюдают врачебную тайну и проверяют родственную принадлежность.

– Вот видите, как бывает, – сказал Макс, когда начмед поздравил их с Новым годом и отключился, – вообще кто бы взял и подсчитал, какой ущерб наносят государству скандальные родственники! Мы бы ужаснулись, увидев итоговую цифру.

– Да неужели?

– Вы думаете, врачи равнодушные и глупые люди, которых надо постоянно понукать? Пока не сунешь в карман или не пригрозишь жалобой, они пальцем не шевельнут? Вы разделяете это мнение?

– Не знаю, – Лев Абрамович развел руками, – на собственной шкуре медицинскую помощь я давненько не испытывал, а заболевшего зятя пришлось в Германию отправить. Внучка у меня врач от бога, это да, но за других ничего не имею сказать.

– Хорошо, давайте бога пока отставим, а поговорим на сухом языке денег. Возьмем случай, о котором мы только что узнали. Ребенок поступает в стационар с острым аппендицитом. Что ж, дело житейское, и на его лечение тратится определенная сумма, куда входят операция, медикаменты и пребывание в стационаре. Операция, может, без применения высоких технологий, медикаменты не самые современные, а пребывание в стационаре не слишком комфортабельное, но это то, что гарантировано каждому гражданину, имеющему полис ОМС. Но в нашем случае события развиваются по иному сценарию. Ребенок поступает в больницу, ему проводят осмотры специалистов, берут анализы, размещают на койке. Все это стоит денег. Не учитываем нервные клетки врача и начмеда, они бесплатные, но в итоге отец требует перевода в другую клинику. Ребенка с подозрением на аппендицит нельзя отправлять на все четыре стороны, следовательно, транспортировка силами скорой помощи, что тоже стоит денег. В другой клинике дублируются все анализы и осмотры, так что смело накидывайте минимум десять тысяч к сумме, затраченной на лечение ребенка.

– Но если медицинских показаний не было, то зачем же?

– Ах, Лев Абрамович! – усмехнулся Макс. – В нынешней обстановке главный вопрос, который задает себе врач, это не «что с больным?», а «что будет со мной?», потому что страшно не то, что пациент помрет, а что жалобу напишет. Понимаете, если бы папаша отказался от лечения, тут можно было бы его реально нагнуть. Вызвать службу опеки, и они уж показали бы ему, как правильно лечить детский аппендицит. Но он-то через свою бабу требовал квалифицированной помощи! А представьте, врач настоял бы на своем? Сказал бы: положено оперировать тут, и не волнует!

– Ну и настоял бы.

– А что-то пошло бы не так? Допустим, рана нагноилась бы? Бесполезно было бы объяснять, что ты действовал по правилам и стандартам. В зависимости от упорства и фантазии родителей тебе бы вынесли мозг от одной до семи инстанций. Поэтому врачу проще потратить немножко народных денежек, которые все равно ни при каких обстоятельствах не попали бы в его карман, чем идти на принцип. Понимаете, если сейчас сконструировать некий прибор, измеряющий настроение в обществе, и шкалу, где на одном конце благодарность, а на другом мстительность, то стрелка этого барометра плотно прилипнет к мстительности и очень-очень редко когда немножко дрогнет в сторону благодарности.

– Вы же обещали на сухом языке денег, а риторика пошла, – хмыкнул Дворкин и взял еще пирожок с капустой. Вкус почти божественный, но все же не так хорош, как у Фридиной стряпни.

– Денег? Извольте, – Макс вскочил и заходил по кабинету, по-лекторски сложив руки за спиной, – привозит «Скорая» бабку, не потому что ей дико плохо, а родственники настаивают на госпитализации. Вот уж где риторика так риторика! Ей же плохо! Вы будете стоять и смотреть, как человек умирает! Вы давали клятву Гиппократа! Нам с вами, Лев Абрамович, у граждан, желающих спихнуть беспомощного члена семьи в стационар, еще учиться и учиться ораторскому искусству. Ну да не суть. Бабка в своем нынешнем состоянии пребывает уже двадцать лет и до недавнего времени большую часть жизни проводила в психушке с диагнозом «органическое поражение мозга». Но сумасшедших нынче больше, чем мест в больнице, поэтому бабку отправили на домашний режим, дали родным рекомендации, которые те, естественно, не выполняли, в том числе не давали таблетки, прописанные бабке терапевтом от давления и аритмии. Заводиться с признанием бабушки недееспособной и определением ее в психоневрологический интернат они почему-то не захотели. Думаю, потому что туда вместе с бабушкой надо отдать и ее пенсию, а может, там еще и квартирный вопрос имеется. Ну не суть, важно, что бабка у них почему-то не захотела помирать. Тогда они вызвали «Скорую помощь» и вынудили доставить старушку в стационар. На дому, не имея при себе никаких методов обследования, трудно поставить правильный диагноз и исключить угрожающее жизни состояние. Ты можешь быть уверен на девяносто девять процентов, но пресловутый один процент, усиленный воплями родственников, заставит тебя погрузить бабку на носилки и потащить в приемник, причем обеспокоенные члены семьи откажутся принять участие в транспортировке, потому что у них у всех грыжи и больное сердце. Итак, бабка прикатывает в приемник, и начинается игра «у кого из врачей нервы крепче». Каждый исключает свою острую патологию, но родственники произносят страстные и цветистые речи, и кто-то из специалистов обязательно сдается. В данном случае слаб в коленках оказался хирург. Он диагностирует бабке тромбоз глубоких вен, которого там в помине нет, и госпитализирует в отделение. Начинаем считать деньги. Потом учтите, что санитарок адский дефицит, медсестра одна на двадцать пять человек, а за бабушкой надо ухаживать, кормить ее, мыть, выносить судно и вообще приглядывать. Родственники, естественно, тут же пропадают и в больнице не появляются. Заведующий отделением – матерый хирург, повидал в жизни всякое и прекрасно знает, что проще пролечить бабку неделю от несуществующего тромбоза, чем выпихнуть ее домой, назначает гепарин, который в бабкиной ситуации лишним не будет, и успокаивается. Наступает день икс, выписка. Откуда ни возьмись появляется дочка и начинает вопить, что нельзя выкидывать на улицу тяжелобольного человека, причем пребывает в состоянии такого праведного негодования, будто рассчитывала забрать свою мамашу юной разумной девушкой, а не старой развалиной, которой та являлась последние двадцать лет и останется навсегда. Робкие возражения, что кроме стационара есть еще и амбулаторное лечение, и что вообще-то бабку не выкидывают на улицу, а отправляют домой к любящим и заботливым детям, остаются без внимания. Разгорается дикий скандал. Что ж, заведующий смотрит историю болезни: там действительно не самая хорошая кардиограмма, а дочка еще дополнительно бьет по всем фронтам и сочиняет симптомы, почерпнутые в интернете, про кашель с кровью, черный стул и прочие грозные штучки. Заведующий пытается спихнуть бабку в терапию, но там тоже не новички сидят. Показаний к госпитализации нет, весь свой букет бабка может лечить по месту жительства с помощью таблеток. Если надо, терапевты сейчас придут и распишут схему на дорожку. Дочка продолжает бушевать, привлекается начмед. О'кей, говорит начмед, сам немного психопат, поэтому устойчивый к манипуляторам, вы не хотите смотреть за своей бабушкой, можем предложить вам отделение паллиативной помощи, где за ней будут ухаживать за тысячу примерно рублей в день. Дочка истошно верещит: «У нас медицина бесплатная!!!», обвиняет беднягу начмеда в вымогательстве, упоминает прокуратуру и газету и гордо покидает арену, оставив бабушку на расправу идиотам-докторам. Бабка полностью без мозгов, поэтому дать ей в зубы выписку и отправить домой пусть даже сантранспортом не представляется возможным. Если бы она хоть была признана недееспособной, а дочка являлась ее опекуншей, можно было бы настучать в соцслужбу, но по документам бабка вполне себе нормальный человек, а дочка – просто дочка. Начинается второй виток диагностики. Назначается куча дорогостоящих исследований с одной лишь целью – доказать, что бабка не нуждается в стационарном лечении, причем напоминает это игру в карты на этапе, когда разыгрываются козыри. Хирург делает исследование – пожалуйста, тромбоза нет, извольте забрать в терапию. Терапевт – а вот вам ЭХО-КГ, сократительная способность миокарда в норме, так что до свидания, и вообще со слов дочки у нее было кровохарканье. Хирург – а мы зайдем с КТ грудной клетки, патологических образований нет, ха-ха, ваша карта бита! Дочка тем временем на всех углах визжит про вымогательство. В итоге бабка все же оказывается в отделении паллиативной помощи, но уже бесплатно. Начмед говорит дочке: «Вы понимаете, если я сейчас потрачу деньги на вашу маму, мне потом не на что будет лечить вашего ребенка?», на что она отвечает: «Найдете деньги, никуда не денетесь».