Наташа Окли - Эхо первой любви

Ветер на ее губах имел привкус соли, а лицо заливал ледяной дождь. Кейт Симмондз смотрела на графитово-серое море, отводя пряди волос, которые хлестали по щекам.

Она возвращалась домой, но было уже слишком поздно — тетя Бэбс умерла.

Кейт прислонилась к металлическому парапету парома и снова посмотрела вниз, на воду. Перед ней расстилалось огромное серое пространство, оно охватывало все вокруг и делало ее тоску особенно нестерпимой. Ей следовало бы раньше найти время, чтобы приехать домой!..

Именно тетя Бэбс дала ей дом, взяла к себе неуклюжую, озлобленную десятилетнюю девочку и любила ее так, точно она была ее собственным ребенком. Разумеется, она заслуживала от Кейт большего, чем один звонок в неделю.

Прошло, должно быть, лет шесть с тех пор, как Кейт последний раз приезжала в Лондон. Шесть лет! Она не собиралась отсутствовать так долго… Столько всего изменилось за это время! Где та двадцатидвухлетняя Кэти? Да, она прошла долгий путь, побыла и Кэти, и Кей, и Кетлин, пока не остановилась на варианте Кейт. Замечательно созданный образ — элегантная, уверенная в себе, полностью контролирующая собственную жизнь молодая женщина.

И если бы только это было так! В глубине души она продолжала ощущать все то же чувство неуверенности в себе, отчаянное желание принадлежать кому-то и панический страх быть отвергнутой. А теперь к этим неприятным переживаниям добавилась и новая боль, которая жгла ее как раскаленное железо! Кейт глубже засунула руки в карманы длинного черного пальто и отвернулась от всепоглощающей серости мартовского неба.

Вдали показался остров Уайт, и горстка любопытствующих туристов осмелилась появиться на палубе. Собравшись кучкой, они стояли неподвижно, под аккомпанемент хлопающих на ветру зонтов. Кейт заметила, что одна из пожилых туристок в красной куртке с интересом поглядывает в ее сторону. Они знакомы? Нет, показалось. Еще одна иллюзия в жизни Кейт…

Резко повернувшись, Кейт прошла через палубу и с трудом открыла тяжелую металлическую дверь. Сойти вниз по крутой лестнице на высоких каблуках оказалось тоже не так просто, к тому же полы длинного пальто волочились за ней по ступеням как черная мантия.

Пассажирский салон на нижней палубе пропах жареной картошкой и сигаретным дымом, но все равно было приятно найти здесь убежище от резкого ветра. Кейт размотала длинный оранжевый шарф, потом направилась в буфет.

— Если вам нужен кофе, то вы не в той очереди.

Она резко обернулась и оказалась лицом к лицу с Гидеоном Мансэром. Кейт прекрасно помнила его — все те же ярко-синие глаза, тонкие черты лица, маленькая ямочка на подбородке; мужчина гораздо более привлекательный, чем любой киногерой-любовник, предмет ее подростковых фантазий.

— В этом буфете сломался кофейный аппарат, — с легкой улыбкой пояснил он.

Гидеон Мансэр.

Она инстинктивно подняла руку, чтобы поправить волосы; лицо оставалось неприятно мокрым. А она надеялась, что он уехал отсюда! Действительно, он почти не изменился — разве что немного похудел.

— Спасибо, — только и смогла проговорить Кейт.

Она слишком хорошо помнила, какой идиоткой выставила себя, когда Гидеон впервые приехал на остров. Семнадцатилетней девушке он казался кем-то совершенно необыкновенным, поистине самым чудесным человеком на земле. Он был старше ее, намного старше. Знаменитый шеф-повар, работавший в Лондоне, который побывал и во Франции, и в Италии, познал всю роскошь и красоту мира, о чем бедная провинциалка и мечтать не смела. Только подумать, как он поступил с ней! Кейт и сейчас при мысли об этом хотелось спрятаться и завыть от унижения.

Странно, но теперь он не казался ей таким уж старым, точно повзрослев, она сравнялась с ним в возрасте. Расправив плечи, Кейт нерешительно проговорила:

— Гидеон, не так ли? Гидеон Мансэр? Вы не помните меня? Я Кейт. Кейт Симмондз. Меня все звали Кэти. Наверное, не помните. Я …

Замолчи. Просто замолчи и прекрати лепетать эти глупости, в отчаянии подумала Кейт. Лучше бы он ее не помнил! Она закусила губу. Он и не вспомнит, да и с какой стати? Он не особенно ею интересовался, и тогда они, должно быть, только смеялись над ней — он и Лора. Или, напротив, жалели ее, что еще хуже.