Мария Воронова - Эхо первой любви

– Только сегодня я услышал историю, как в районной больнице чуть не угробили ребенка, – сказал он, чтобы не быть голословным.

– Чуть-чуть не считается, – Макс пожал плечами с полнейшим равнодушием.

– Ну как это! А представьте, у человека не оказалось бы влиятельных знакомых?

Макс заметил, что у медали всегда две стороны, и поинтересовался, о какой именно больнице идет речь. Когда Лев Абрамович назвал район, Голлербах сразу оживился, вскочил и, горячась, сказал, что такого никак не могло произойти. В этой больнице начмедом работает его друг, превосходный врач, собравший замечательную команду, просто дрим-тим, которая ни за что не обидела бы ребенка.

– Нет, в нашем районе вы уже не встретите этих дедушкиных обычаев и бабушкиных обрядов, – усмехнулся Дворкин, – я понимаю, цеховая солидарность, корпоративная этика и всякое такое, но факт остается фактом.

– Факт пока один – негативное мнение родителя, – отрезал Макс, – но если хотите знать правду, а не бросаться обвинениями, так пожалуйста! Я даже специально хочу все выяснить, чтобы вы поняли, каким образом у населения формируется негативное мнение о медиках.

Он взял телефон и набрал номер своего товарища.

Услышав фамилию дяди Миши, бедный начмед издал вопль раненого слона, и понадобилось несколько секунд, прежде чем он успокоился и приступил к рассказу.

Ребенок пожаловался на боли в животе утром и через два часа был доставлен бдительным отцом в приемное отделение. Мама осталась дома с остальными детьми. У дежурного врача не создалось впечатления об острой хирургической патологии, но аппендицит – штука коварная, «обезьяна всех болезней», и хирург предложил госпитализировать девочку и понаблюдать за ней в течение двух часов, повторить анализы, после чего окончательно станет ясно, нуждается она в операции или нет. Папа согласился, даже сделал флюорографию, чтобы пройти с ребенком в отделение, подписал все необходимые бумаги и в целом произвел на медперсонал впечатление совершенно адекватного человека, каковые все реже и реже встречаются в практике врача, поэтому к ним всегда относятся доброжелательно.

Доктор объяснил, что при такой небольшой длительности заболевания двухчасовая задержка не станет пагубной, зато ребенок не подвергнется напрасной операции, если аппендицита нет, и отец согласился с этой тактикой.

Начмед характеризовал врача положительно, как одного из самых опытных специалистов, который, кстати, скорее склонен к гипердиагностике и выявил много аппендицитов, пропущенных другими хирургами.

На всякий случай ребенка подготовили к операции, запретили есть и пить, взяли анализы, девочку осмотрел педиатр, и осталось только дождаться контрольных показателей лейкоцитов, чтобы принять решение о необходимости хирургического вмешательства.

События развивались спокойно и благопристойно вплоть до момента, когда в отделение ворвалась молодая женщина.

– Мы были уверены, что это мамка! – темпераментно рассказывал начмед по громкой связи. – Если бы только догадались спросить, кто она такая, так она бы тут же у нас была послана на хрен!

Макс поймал взгляд Льва Абрамовича и беззвучно проартикулировал, что вообще-то начмед никогда не ругается.

С появлением предполагаемой мамаши атмосфера резко накалилась. В первые минуты дежурный врач был очарован красотой женщины и ее манерами, бывшими скорее слащавыми, чем агрессивными, и, уверенный, что беседует с матерью, подробно растолковал ей тактику ведения ребенка. То же самое он двадцать минут назад говорил отцу и имел полное право не повторяться, но, будучи сам родителем, понимал, что такое тревога за свое дитя, и счел своим прямым долгом успокоить мать.

Она выслушала вроде бы благосклонно, а потом посыпались вопросы: а есть ли сертификат по детской хирургии? а отдельные палаты? а почему нет?

Доктор отвечал доброжелательно, мол, сертификата у него действительно нет, но по дежурству он давным-давно оперирует детей с аппендицитами, а в сложных случаях, действительно, вызывает детского хирурга, который один-единственный специалист на весь район и не может находиться на работе двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. «Вы не можете определить, есть у ребенка аппендицит или нет, разве это не сложный случай?» – патетически воскликнула женщина. Бывают такие вопросы, которые действуют как лом, воткнутый в сложный часовой механизм. Ни смысла, ни логики, но система выходит из строя. Бедный врач попытался осмыслить, что сказала ему беспокойная женщина, и почти физически почувствовал, как мозговые извилины запутываются, словно наушники или провода электрокардиографа. Дальше пошла риторика о том, что размещать ребенка во взрослой палате, где на соседних койках лежат непременно спидозники, туберкулезники и сифилитики, просто преступно, и деморализованный врач невольно подумал, может, оно и в самом деле так.