Мария Воронова - Эхо первой любви

Но только Елена более или менее соответствовала этому идеальному образу. Она действительно ценила труд Клавдии и довольно охотно отвечала на ее призывы к полной откровенности. В частности, рассказала, как когда-то не дождалась парня из армии, а вышла за Иваницкого, и не ради денег, как все думают, а просто он понравился ей больше, чем Митька, на которого она сильно злилась, что он ушел служить, а не «откосил», как делали все нормальные люди. Тогда ей казалось, что это Митя первый ее бросил, и она не чувствовала вины, но с возрастом стала ощущать горечь давнего предательства.

Клавдия делала то, что с Иваницкой раньше никто не делал: она ее слушала. В родительской семье Елены отношения царили доброжелательные, но прохладные, там люди помогали друг другу и выручали, но сидеть и часами изливать взахлеб друг другу душу принято не было. Получила двойку по русскому: утри слезы, почитай учебник, если не поможет, наймем репетитора. Матери в голову не приходило садиться с дочерью на диван и часами мусолить проблему двойки: а что Лена почувствовала, когда ее получила, а почему не смогла ответить лучше, а было ли ей обидно, что другие ученики ответили лучше? Нет, мама рассуждала просто: если получаешь неудовлетворительные оценки, значит, ты или дурочка, или лентяйка. Если второе, то больше занимайся, а если первое, то что ж поделать. С природой не поспоришь. Так что учись, дочка, в меру сил и не переживай, мы тебя будем любить и без высшего образования.

Когда Елена объявила родителям, что выходит за Иваницкого, они тоже не стали выяснять, зачем да почему. У нее есть жених в армии, и предавать его плохо и непорядочно. Все. На этом точка. Маме с папой хотелось, чтобы дочь поступила благородно, а что у нее творится на душе – какая разница.

О своей первой любви, Мите, Елена рассказывала мало, но сомнительно, чтобы они проводили много времени за душевными разговорами. В семнадцать лет девушка и юноша находят занятия поинтереснее.

Выйдя за Владимира, Елена не обрела близкого друга и поверенного всех своих тайн. Иваницкий был человек сдержанный и предпочитал быстрые простые действия пустопорожней болтовне. Он помогал людям, но только если те прямо и четко высказывали свои нужды, а не разыгрывали тонкие спектакли в надежде, что бизнесмен сам поймет, чего им надо, и предложит поддержку. То же и в семейной жизни. Болеешь – скажи, и позовем врача, грустишь – скажи, и поедем веселиться. Обиделась на меня – четко изложи свои претензии, я исправлю, а если невозможно – извинюсь. Всматриваться в душу своей жены у него не было привычки.

А Клавдия слушала ее, и расспрашивала, и с упоением погружалась в переживания Елены. Она была как опытный любовник, приучающий юную девушку к плотским наслаждениям, или как сомелье, дающий распробовать редкое вино неискушенному гостю.

Но бедная Иваницкая никак не могла познать счастье от бесконечной жалости к себе. Она была вполне довольна своим детством, и хоть конфликт с родителями из-за замужества оказался достаточно серьезен, все же рана, нанесенная им, была не того рода, чтобы от расковыривания ее испытывать боль, граничащую с наслаждением. Елена понимала, что злится на маму с папой не потому, что они сильно ее обидели, а потому, что они правы, и вообще считала себя счастливым человеком, которому люди не сделали ничего плохого.

Но все же со временем ей понравилось изливать душу, выискивать в действиях ближних разные тайные побуждения и иногда находить обиды там, где их не было. На что на что, а уж на повод обидеться Клавдия всегда могла ей указать.

Не сразу, но все же удалось убедить Елену, что в ситуации с Митей виноваты все, кроме самой Елены. Он пошел в армию, его родители это допустили, хотя должны были отмазать, как делали все приличные люди, родители Елены тоже никак не способствовали тому, чтобы он остался, а главное, не окружили дочь заботой, чтобы она могла в комфортных психологических условиях дождаться жениха. Нет, Елена осталась совершенно одна, без поддержки, и у нее просто не было другого выхода, как сдаться на милость Иваницкого.

Елена и так симпатизировала помощнице, но когда та сняла с ее плеч груз давнего предательства, полюбила еще больше. Она стала не только рассказывать сама, но и слушать Клавдию, и утешать, и даже, кажется, чувствовала себя немного виноватой, что сама росла в любви и благополучии, в то время как помощнице пришлось жить в аду.

С Еленой все было хорошо, а вот остальные члены семьи не хотели видеть в Клавдии проводника всеобщей любви. Для детей она была просто пустое место, передатчик маминых указаний, не больше, а Владимир поначалу был мил и даже одобрил ее предложения по работе фонда, а потом потерял всякий интерес к помощнице жены. Она пыталась предупредительностью заслужить его внимание, приносила чай, предлагала плед, спрашивала о делах, не может ли чем помочь или посоветовать, все же экономический факультет университета, красный диплом.