– Карнеги-холл.
– Карнеги-холл? Тот самый Карнеги-холл? – Он решил, что девушка шутит.
– Ты же меня слышал. – Ее рука легла ему на бедро.
– Тебя используют в Карнеги-холл? – спросил Остен, пристально глядя на нее.
– Предпочитаю использовать его сама. Занимаю сейчас студию одного музыканта, – объяснила девушка. – Ты разве не знаешь, что там их живет более сотни?
– И что же это за музыкант? – спросил Остен; он вдруг испугался, что его могут заманить в ловушку.
– Пианист. Из Джульярда.
– И где он сейчас, этот пианист?
– На дискотеке. Ищет кого-нибудь на ночь. Вот почему мы с тобой можем там поразвлечься. Так что ни о чем не беспокойся.
Он наконец поверил, что с ее стороны опасность ему не грозит, и они рука об руку покинули «Удар Годдара».
В такси, несущемся по Бродвею, он попытался ее поцеловать, но получил отпор.
– Потом, – шепнула она. – Всему свое время, парень!
Они вылезли из такси, и он проследовал за ней в один из боковых входов в Карнеги-холл. Ночной портье не спускал с него глаз, пока они не скрылись в кабине лифта.
Она открыла дверь и включила свет, но тут же приглушила его, оставив комнату в полумраке. Главенствующее место занимал рояль. Кроме него, здесь были большая двуспальная кровать, письменный стол, заваленный нотами, книжная полка, радиола и несколько предметов африканского искусства – племенные маски, идолы и вышитые бисером сумки.
– Что за музыку исполняет твой приятель? – спросил Остен. Его забавляла мысль о том, что первую свою ночь с проституткой ему предстоит провести в студии Карнеги-холл, принадлежащей студенту Джульярда.
– Угадай.
– Твой дружок – черный?
– Да, – кивнула девушка.
– Значит, он джазовый пианист?
– Джазовый? С чего ты взял? Нет, мой черный дружок не играет джаз! Угадывай снова!
– Я сдаюсь! – с самым серьезным видом заявил Остен.
– А как насчет тебя? Ты играешь на чем-нибудь, кроме этого? – И она показала ему между ног.
– Немного, – ответил он и сел за рояль. Крышка была поднята, и руки Остена невольно легли на клавиши. Не желая развлекать ее роком, в котором она, несомненно, разбиралась, он сделал несколько аккордов, а затем, чтобы произвести на нее впечатление, сыграл короткий пассаж.
Она встала рядом, и, закончив, он притянул ее за бедра и усадил к себе на колени. Возбужденный близостью женщины, он принялся целовать ее в шею.
– Четырнадцатый квартет Шуберта. Правильно? – сказала она. – Известный также как «Девушка и смерть».
Остен отстранился в изумлении.
– Невероятно! Откуда ты знаешь? Она встала и одернула комбинезон.
– Черная магия. – Она махнула рукой на африканских идолов.
Ну конечно, она вполне могла слышать этот пассаж в исполнении студента Джульярда. Он начал играть другую пьесу.
– Дебюсси. Прелюдия к «Послеполуденному отдыху фавна», – сказала она, и пальцы его замерли. – Ты неплохо играешь, парень!
Он встал и опустил крышку рояля. Хорошо, что весь вечер он говорил с ней измененным голосом. Столь музыкальное ухо вполне могло его разоблачить.
– Где ты училась музыке?
Она ответила, снова растягивая гласные на южный манер:
– А-а? Разве низ-зя маленькой черной девочке знать, что играют белые люди?
– Ты говорила мне, что…
– Я говорила тебе, что пианист, который живет здесь, ищет кого-нибудь на ночь! – решительно заявила она. – Тебя-то он и нашел. А вот на этом инструменте я играю. – Она села за рояль, взяла несколько аккордов, затем так же внезапно остановилась.
– «Баркарола» [16]Шопена, – пробормотал Остен. – Ноктюрн с двумя основными темами, придающими пьесе характер диалога влюбленных. До-диез мажор – это их поцелуи, ласки, слияние. Слегка колеблющийся ритм басового соло навевает мысли о том, что все это они проделывают в лодке – в гондоле, например. – Он улыбнулся. – Следует доиграть по меньшей мере до семьдесят восьмого такта, прежде чем они оторвутся друг от друга…
Она глядела на него с явным удивлением:
– А теперь, парень, скажи, откуда ты всего этого набрался?
– А теперь, куколка, ответь, почему ты так хорошо играешь? – передразнил ее Остен.
– Я училась этому в Джульярде.
– А я у себя дома.
Она подошла к нему и, прижавшись грудью к его груди, стала легонько толкать его в сторону кровати.
– Что может делать в «Ударе Годдара» парень, знающий Шуберта, Дебюсси и Шопена?
– Искать свою баркаролу, – ответил он. – А что там делала классическая пианистка?
– Пила шампанское с фавном. Пол, которого ты видел со мной, музыкальный агент. Он собирается взять меня на встречу с хозяевами звукозаписывающей фирмы. Я у него буду чем-то вроде прелюдии.
Читать дальше