Ирвин Уэлш - Тупая езда

И я начинаю плакать, вспоминая ту муху, которая вылетела изо рта Джинти, я представляю себе Джинти без глаз, точняк, о нет, о нет…

— Что случилось, приятель?

Мне хочется ему рассказать, но я не могу, не могу, потому что это была не моя вина, она просто упала. Это было то же самое, что случилось с ее мамой, как и говорила Карен, это была та штука, про которую сказал Морис, когда нашел маму Джинти в кровати. Эта штука, когда с мозгом случается что-то плохое. Геморрой мозга. Как будто кто-то щелкнул выключателем — и свет погас, так всегда говорил Морис, ей не было больно. То же самое случилось с Джинти. Но я не могу никому об этом рассказать, потому что тогда они узнают, что она принимала плохой порошок и станут винить в этом меня, я знаю, точняк, потому что они всегда во всем винили меня, с тех самых пор, как я пошел в школу и настоящий папа Генри стал меня бить. Но я не могу рассказать Терри, почему я плачу, поэтому я просто говорю:

— Это ужасно грустно, Терри, то, что эти букашки сделали с твоим отцом… это неправильно…

— Да, лучше уж кремация, приятель. Но это всего лишь его останки, Джонти. Он уже далеко, покоится с миром. Так что не мучь себя.

— То есть он в раю?

— Да, думаю что-то вроде того, — произносит Терри в задумчивости. — Но только если в раю текут бесконечные пивные реки, а вокруг стоят огромные дома без камер видеонаблюдения, — посмеивается он.

— А моя Джинти тоже будет в раю, Терри?

— Я не знаю, приятель, — говорит Терри и смотрит прямо на меня. — Если она отошла в мир иной, то да. Но ты не расстраивайся; скорее всего, она просто сбежала.

— Ага… ага… ага… ага… отправилась в маленькое путешествие… — говорю я и представляю, как Джинти садится на трамвай, такой вроде поезда в «Гарри Поттере».

Но вместо того чтобы ехать в классную школу для волшебников, Джинти поехала бы на этом трамвае прямо к вратам рая. В белом платье, наверное, потому что она вроде как заслуживает белого платья. Точняк. Потом мы с Терри перелезаем через стену, с этой стороны сделать это оказывается гораздо легче, и уходим с кладбища, точняк, уходим и садимся в кэб, чтоб поехать в Пеникуик. Я все еще думаю о Джинти и поэтому говорю:

— Это все из-за Мошонки, Терри, это Мошонка забрала у меня мою Джинти…

Но Терри не оборачивается, он следит за дорогой.

— Да, именно после этого она пропала, все верно…

— Мошонка и трамваи… они забрали ее…

— Нельзя винить в этом трамваи, — говорит Терри, — я знаю, что на них сваливают все, что можно, Джонти, но ты не можешь винить их в исчезновении Джинти!

— Но они отвезут ее, точняк, отвезут прямо в рай, — говорю я.

— Да, все может быть, мой маленький друг. Может быть, нас всех отвезут туда на большом волшебном трамвае.

— Завтра на «Хэмпдене» будет как в раю, Терри, когда «Хартс» выиграют Кубок!

— Ну да, мечтай, коротышка, — смеется он и подъезжает к дому.

Терри хороший парень, хоть он и хибби; это доказывает, что не все они вонючие бродяги, которые живут в домах на колесах. В школе, когда моя мама еще разрешала мне туда ходить, я знал нескольких неплохих парней, они тоже были хибби. Точняк: в школе.

Я возвращаюсь, захожу в дом, завтра большая игра, точняк, по радио, по телику, во всех газетах. Ага. Я слишком взволнован, чтобы спать, поэтому я читаю старые программки с матчей «Хартс» и несколько — с матчей «Хибз». У меня их двадцать две, они подшиты в книжку, точняк, вся серия без поражений. Гэри Маккей. Хэнк сделал эту подшивку и подарил ее мне на день рождения не так давно. И я молю Господа с книгой в руке, чтобы мы побили «Хибз», потому что они самозванцы, как говорит Хэнк, на самом деле они не отсюда, у нас должны быть две команды, «Хартс» и «Спартанс», потому что это две протестантские команды, они настоящие шотландцы. А не какая-то кучка ирландских цыган… но так говорить ужасно неправильно, потому что так говорят Баркси и все остальные. Ведь мы с добрым Терри помогаем друг другу. И Джим в школе, прежде чем я перестал туда ходить, он ведь тоже был хорошим. Значит, некоторые хибби все-таки добрые. Я начинаю молить Бога отменить мою последнюю просьбу, а потом еще раз молюсь за победу «Хартс». Это еще две молитвы, всего получается три; я думаю о том, что это расточительство, ведь я мог произнести все это за один раз, но зато я выбросил те слова, которые значили бы, что у меня злое сердце.

Потому что сердце у меня не злое. Точняк, потому что я знаю, что у моего сердца внутри. Ага, знаю.

Я дома, но я не могу здесь оставаться, я говорю об этом Карен, я говорю, что не могу оставаться дома, когда идет финал Кубка! А она говорит, что мне придется посмотреть его по телевизору.